События в узбекском Ханабаде (Андижанская область) – очередное свидетельство непредсказуемой взрывоопасности Ферганской долины. Периодичность сообщений о различных «пограничных инцидентах» в постсоветской Азии, к сожалению, учащается и это — очень скверная динамика. Пока говорить, что именно произошло, мы не можем из-за отсутствия полной и, главное, достоверной информации. Судя по всему, и киргизская, и узбекская сторона стараются ограничить выход новостей по данному поводу.

Насколько я могу судить, имел место теракт, очевидно, не связанный с межгосударственными отношениями. Это не проблемы Ташкента и Бишкека (пока, во всяком случае, это видится так). Это — проявление той общей картины нестабильности, которая постоянно транслируется из Ферганской долины, из зон соприкосновения центрально-азиатских государств друг с другом, из приграничных территорий, из анклавов. Полагаю, что любой такой конфликт опасен тем, что может произойти совершенно непредсказуемо. Кто неделю назад ожидал чего-то подобного в этом месте и в это время? С другой стороны, опасность в том, что развитие конфликта, если он не будет локализован в зародыше, в состоянии породить серьезные, в том числе межгосударственные, столкновения в регионе. Если предположить худший сценарий, то мы можем наблюдать, при заинтересованном участии местных неформальных руководителей, неформальных глав диаспор на территориях соседних государств, стремление к обострению ситуации по типу межэтнических столкновений в Оше и Фергане на рубеже распада СССР. Само по себе это может втянуть в конфликт силовиков.

Использование тактики минной войны, а видимо это имело место в Ханабаде, не является новым. Незадолго до Андижана-2005 (май) проходила серия спецопераций подразделений Узбекистана по поиску подпольных лабораторий, производящих взрывчатку, и поимке террористов, в том числе и потенциальных «живых бомб». Тогда (март-апрель 2005) силовики Узбекистана понесли потери, много было погибших. С обеих сторон погибли около 50 человек. Потом, после некоторой паузы, произошли события в Андижане. Затем опять пауза, длившаяся четыре года. Теперь, если подтвердится участие террористических структур в событиях на киргизско-узбекском приграничье, можно говорить, что, как минимум, подполье не только сохранилось, но и оправилось от потерь, понесенных в 2004-2005 годах, и вновь готово перейти к активным действиям. Очевидно и влияние ситуации в Афганистане и Пакистане: на пакистанском севере усилилось давление на «непримиримых» (именно там и базируется ИДТ) и, возможно, имеет место либо «миграция» боевиков, либо некий «ассиметричный удар» по будущему звену американских северных маршрутов доставки грузов контингенту в Афганистане. Теоретически нельзя исключать и «игру спецслужб». Если идти по пути конспирологии, можно предположить и участие самой узбекской Службы национальной безопасности (СНБ). Да и, вообще, кого угодно. Отсутствие информации оставляет самое широкое поле для воображения.

Впрочем, думаю, что все же мы имеем дело с новой заявкой о себе со стороны исламистского подполья. Косвенно это подтверждается информацией о том, что ответственность за нападение на структуры узбекских силовиков взяла на себя организация «Исламский джихад» (заявление от человека, говорящего, по его утверждению, от «джихада», было получено некоторыми журналистскими редакциями под конец дня 26 мая). Вооруженное нападение моджахедов, как утверждается в заявлении, было местью репрессивному режиму президента Каримова, повинному в убийствах невинных мусульман. Кроме этих общих слов и констатации уже известного факта взрыва и нападения на блок-пост силовиков в Ханабаде, в заявлении ничего нет.

О «Исламском джихаде» существует немало мифов (ряд экспертов вообще сомневаются в его реальном существовании и называют «разработкой» СНБ), но отрицать факт наличия и активизации вооруженного исламистского подполья в Долине теперь вряд ли возможно.

Узбекская армия имеет определенный опыт борьбы с террористами, который она демонстрировала в ходе т.н. «горных баткенских войн», когда на рубеже лета-осени 1999-го и 2000 годов через южные киргизские районы на территорию Кашкадарьинской и Сурхандарьинской областей Узбекистана пытались прорваться отряды ИДУ (нынешнее ИДТ). Участие узбекских войск носило тогда (как и в годы таджикской гражданской войны) локальный характер. В основном, использовалась авиация, в первую очередь – вертолеты, и отдельные подразделения спецназа. Но это все-таки «точечный» опыт. Узбекская армия долгое время находилась в казармах и трудно оценить, насколько эффективна боевая учеба, которая там велась. Но с точки зрения организации, размещения воинских подразделений Узбекистан выстроил рациональную структуру. Другое дело, что имеется масса проблем с материальным обеспечением, с боевой техникой и вооружением.

Россия в рамках двухсторонних отношений, оборонного партнерства с Узбекистаном, производила поставки боевой техники, предназначенной именно для противодействия мелким вооруженным группировкам. Проходили совместные учения. Особенно после возобновления членства Узбекистана в ОДКБ. Но учения, в основном, носили двусторонний характер. В мероприятиях, проводимых ОДКБ, Узбекистан обычно старается минимизировать свое присутствие и ориентируется на участие на штабном уровне. То есть пока оценить уровень и способности узбекских спецподразделений парировать угрозы трудно, но прежний опыт позволяет говорить о том, что такие возможности у узбекской армии есть.

Но это прежний опыт, а сейчас, в том числе в условиях прозрачных границ в Ферганской долине, «черезполосицы» анклавов, задействовать крупные армейские подразделения, оснащенные артиллерией и авиацией, технически очень сложно. От узбекского военно-политического руководства потребуется согласование с окружающими государствами спецмероприятий в отношении боевиков. Иначе, если Узбекистан начнет действовать так, как он считает нужным, не оглядываясь на соседей, легко перейти от противостояния с партизанами к противостоянию, скажем, с киргизскими пограничниками или даже армией. От Узбекистана потребуется военно-дипломатическая работа, если угроза терактов сейчас или в близкой перспективе потребует участия крупных воинских контингентов. А сегодня угроза не достигла значительных объемов и для ее парирования достаточно подразделений спецслужб стран Центральной Азии. Узбекские как раз подтвердили боеготовность в том же Андижане. Именно подразделения МВД и СНБ подавляли попытку мятежа, попытку, окончившуюся серьезным количеством жертв среди мирного населения.

Не думаю, что сейчас имеется необходимость в российском, западном или китайском вмешательстве в текущую ситуацию. Если будут выступления, похожие на Андижан-2005 либо меньше по масштабам, либо немногим больше, то с этим спецслужбы и армия Узбекистана, вероятно, справятся. Другое дело, что если масштабы потенциального конфликта примут межгосударственный характер, если они станут гораздо большими по объему и охватят не какой-то отдельно взятый город Андижан или Ханабад или Наманган или Коканд, а вспыхнет в несколько городах, на территории нескольких государств, тогда, безусловно, потребуется внешнее спонсорство. Как это уже было в начале 90-х годов, когда незадолго до распада Советского Союза при помощи псковских десантников пришлось тушить межэтнические столкновения в той же Ферганской долине, разводить узбеков и киргизов.

Такое вполне возможно. Но сейчас нет единого Союза, и поэтому пока не просматривается серьезных сил ни в России, ни на Западе, которые были бы заинтересованы в том, чтобы вводить свои войска в такой пиковой ситуации и нести соответствующие людские, финансовые и репутационные потери.

Впрочем, если ситуация пойдет по наихудшему сценарию, тогда что-то придется делать: придется задействовать механизмы Коллективных сил быстрого реагирования (КСБР) в рамках Организации договора о коллективной безопасности, либо обращаться к механизмам Шанхайской Организации Сотрудничества. Потому что иные механизмы в рамках допустим, ООН в силу врожденных может быть или благоприобретенных недостатков этой структуры здесь просто не сработают. То есть что-то надо будет делать, потому что отгородиться от «ферганской проблемы» Россия, имеющая практически «прозрачную» границу с Казахстаном в 7.500 километров, при всем своем желании просто не сможет.