Рада приняла совместную с Сеймом Польши Декларацию памяти и солидарности. При этом отмечалось, что парламенты Украины и Польши совместно и одновременно принимают Декларацию памяти и солидарности, чтобы отдать дань уважения и памяти миллионам жертв, понесенных этими народами «во время Второй мировой войны, и осудить внешних агрессоров, пытавшихся уничтожить нашу независимость». О том, что повлечет за собой принятие декларации в интервью «Материку» рассказал президент Института национальной стратегии, политолог Михаил Ремизов.
— Михаил Витальевич, в чем основная цель так называемой декларации о солидарности и памяти, принятой Верховной Радой и которую планируют подписать Польша и Литва? Какие подводные камни она в себе содержит?
— Польша – одна из тех стран, которые ввели, так называемую «политику памяти» в оборот в большой международной политике. Они делают это очень настойчиво, умело и по началу, казалось, стояли особняком в этом плане, а постепенно выяснилось, что они задают новую тенденцию. И «политика памяти» действительно стала одним из таких, мейнстримных направлений международной политики и полемики между государствами. И если брать «политику памяти», то конечно, Украину и Польшу многое разделяет. И в последнее время эти эпизоды разделяющие Украину и Польшу оказываются в центре внимания. Жесткие резолюции Польского сейма по вопросам «политики памяти» в отношении Украинских националистов, вызвали потребность в том, чтобы сделать что-то сближающее и объединяющее Украину и Польшу в этой сфере против общего врага. И пакт Молотова-Риббентропа, и его совместное осуждение и осуждение послевоенного порядка, в данном случае пришлись для решения этой задачи как нельзя кстати.
Зачем это нужно Польше? Не секрет, что Польша приложила большие усилия к тому, чтобы на Вильнюсском саммите был подписан тот самый договор Евроассоциации, который стал спусковым крючком для Евромайдана. Польша видит себя дверкой в ЕС для Украины и вообще модератором всей восточной политики ЕС. Для Польши важно наличие Украины в западных евроатлантических структурах – для нее это по сути форма возвращения того влияния на территориях, которыми обладала Речь Посполитая, это часть реализации их исторической миссии. Поэтому, привязать к себе Украину, в том числе и на тренде исторической памяти, конечно, для них это одна из важных задач. Что касается Украины – они, в принципе, готовы по большому счету поддержать любую громкую антироссийскую декларацию, и противоречия, заложенные внутри этих трактовок, никого не смущают. Украина, в нынешнем виде, создана в советский период, внутренними решениями КПСС, проведением административных границ, и решениями международного плана, в том числе теми, которые расширили территорию Украинской республики по итогам Второй Мировой Войны, или по итогам заключения пакта с Германией в довоенный период. Это не смущало ни на минуту Украинские власти, когда они инициировали политику десоветизации. И в данном случае они настаивают на своем праве быть непоследовательными, и из каждого аспекта исторической памяти извлекать только самое вкусное – подбирать вершки, а корешки выбрасывать.
Все неудобное просто выносится за скобки. Новизна произошедшего заключается в фактической постановке в один ряд пакта Молотова-Риббентропа с одной стороны, и с другой стороны – Ялтинских договоренностей между союзниками победителями о послевоенном мироустройстве. Осуждение пакта Молотова-Риббентропа является проявлением определенной односторонности, то есть можно осудить, но нельзя забывать о том, что это стало прямым следствием политики Западных держав, оттолкнувших Советский Союз в поисках союзников Мюнхенского соглашения и политики самой Польши в межвоенный период — все это игнорировать исторически невозможно. Это просто некая нечестность и непоследовательность. Что касается осуждения основ послевоенного миропорядка, то, конечно, оба государства подрывают собственные основы, потому что и Польша существенно увеличила свои территории после войны, и Украина увеличила свою территорию по итогам войны. Украина обрела по сути, международную правосубъектность, стала государством-членом ООН, именно по итогам Второй Мировой Войны. Поэтому, с точки зрения символической политики и «политики памяти» осуждая основы послевоенного миропорядка, конечно, эти государства рубят сук, на котором сидят.
Но поскольку это в большей степени пропаганда, чем обязывающие правоотношения, то в этой пропагандисткой системе координат они стараются извлечь плюсы и просто не обсуждать минусы невыгодной следственности.
— Стоит ли ожидать какой-то реакции стран Запада, поскольку решения Нюрнбергского суда пересмотру не подлежат даже в отношении каких-то отдельных территорий. Возможно ли в целом хотя бы какое-то начало дискурса о ревизии?
— Это не первая декларация международного уровня, которая возлагает ответственность на Советский Союз за начало Второй Мировой уравнивая его с Гитлеровской Германией. Что-то подобное принимала и парламентская ассамблея совета Европы в контексте осуждения коммунизма как исторического явления, а уж в общественном пространстве и в информационном поле эта тема раскачивается достаточно давно. Нельзя сказать, что мы здесь видим что-то принципиально новое. Скорее, интерес вызван тем, что происходит именно поиск точек сближения между Украиной и Польшей в сфере «политики памяти». И на самом деле, это гораздо больше, чем история 20-го века, потому что Польша имеет определенную интерпретацию истории великого княжества Литовского в составе Речи Посполитай, как некого, первого, конфедеративного проекта, который стал прообразом европейской сборки их системы координат.
Безусловно, это та модель самоистолкования, самоинтерпретации, которую они предлагают и Украине, для её принятия. Конечно, Украине придется отказаться от многого в своем собственном историческом мифе отдельном от России, придется много отбросить, чтобы принять Польскую систему координат. Мне кажется, во многом, Украина в своём самостийно-антироссийском самосознании на 80% отформатирована именно Польшей.
— Принятие этой декларации, очень противоречат всем тем заявлениям, которые мы видели со стороны Польши последние месяцы – это и решения Верхней Палаты по признанию геноцида поляков во время Волынской резни, это прямые намеки и президента, и других высокопоставленных чиновников Польши по поводу не поощрения героизации Бандеры, Шухевича. Почему произошел такой резкий разворот?
— Все это вызвано необходимостью сбалансировать ранее принятые решения, потому что Польша не аннулирует то, что она говорила и заявляла на официальном и полуофициальном уровне по поводу Волынской резни ни в коей мере. Но, тем не менее, она предлагает те точки сближения, по которым они могут выступить с Украиной единым фронтом, так сказать, на Польских условиях.
Поэтому, в общем-то, это не разворот, а скорее следствие ранее принятых решений, потому что поляки выстраивают всю политику с учетом именно «политики памяти». И если они видят себя проводником Украины в Евросоюз, модератором Украинской политики в Евросоюзе, то они должны каким-то образом это расшифровать и раскрыть нам эти реалии «политики памяти».
— А не считаете ли вы, что главной целью в этом документе является сделать символическую аналогию между событиями предвоенного периода, пактом Молотова-Риббентропа, Ялтой и событиями последних лет в Крыму и на Донбассе?
— Безусловно, это один из документов, который закрепляет образ России, как неотъемлемо агрессивной исторической силы. И понятно, что параллели между ситуацией предвоенного периода и ситуации вокруг Крыма и Донбасса откровенно хромают, но концепт агрессивности силы с Востока присутствует, и он одинаково значим и для Польского исторического самосознания.