Тезисы доклада на VII Съезде российских востоковедов, Звенигород, 13-16 сентября 2010г.

Институт стран СНГ (Институт диаспоры и интеграции) – это автономная некоммерческая организация, которая была учреждена относительно недавно, 11 апреля 1996 года.

Непосредственное руководство Институтом и его научной деятельностью осуществляет директор Затулин Константин Федорович, депутат Государственной Думы РФ, первый заместитель председателя Комитета Госдумы по делам СНГ и связям с соотечественниками. Именно по его инициативе в 1996 году и был создан наш Институт.

Среди его учредителей – институты Российской академии наук, Московский государственный университет им. М.Ломоносова, Московский государственный институт (университет) международных отношений МИД России и др.

В число основных потребителей информационно-аналитических докладов, исследований и прогнозов Института входят органы государственной власти Российской Федерации (Госдума и Совет Федерации РФ, Совбез и Администрация Президента России, Правительство и российский МИД), исследовательские центры Российской Академии наук, неакадемические государственные институты, аналитические центры, крупные коммерческие структуры, имеющие интересы на постсоветском пространстве.

В штате Института на постоянной основе работают более 20 специалистов-экспертов, в том числе 3 доктора и 10 кандидатов наук в различных областях. Мы практикуем привлечение в свои временные творческие коллективы экспертов из других исследовательских учреждений для участия в подготовке докладов и проведении мероприятий.

В Институте работают отделы: Диаспоры и миграции, Социологии, Украины, Молдавии и Приднестровья, Белоруссии, Казахстана и Средней Азии, Кавказа, Прибалтики. Активно действуют также филиалы в Ереване, Бишкеке, Киеве и Представительство в г. Севастополь.

Главной целью Института является определение и научное обеспечение российских интересов на территории бывшего СССР. Для этого его сотрудниками ведется комплексное изучение процессов, происходящих в новых государствах – бывших союзных республиках, прогнозирование их внутренней и внешней политики, разработка моделей экономической, политической, военной и культурной интеграции на постсоветском пространстве.

Институт занимается правозащитной деятельностью на территории стран бывшего СССР, выступая в поддержку русского языка, русской культуры и русского населения. Поэтому важное значение уделяется сбору и обработке информации о положении соотечественников в ближнем зарубежье, поддержанию связей с русской диаспорой и эмиграцией за рубежом. Мы также осуществляем мониторинг этносоциальных и военно-политических конфликтов на постсоветском пространстве, вырабатываем рекомендации по их разрешению и предотвращению.

Сотрудниками Института создана уникальная электронная база данных русских общин в ближнем и дальнем зарубежье и переселенческих организаций в России «Соотечественники». Успешно функционирует созданный и поддерживаемый Институтом информационно-аналитический интернет-портал «Материк.ру» (www.materik.ru).

Как было уже отмечено, являясь Институтом диаспоры и интеграции, исследовательский центр на протяжении многих лет ведет информационно-аналитическую работу по вопросам жизни российской диаспоры за рубежом, по реализации политики Российской Федерации в отношении соотечественников, проживающих за рубежом, и их миграции, в том числе по реализации Государственной программы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом.

В рамках этого направления деятельности ведется постоянная активная работа со студентами московских вузов (МГУ им. М.В.Ломоносова, Московского государственного открытого университета, Московского государственного областного университета).

На основании заказов российских министерств и ведомств, а также госконтрактов проводятся значимые научно-исследовательских работы.

Среди них хотелось бы особо отметить две.

Первая представляет собой проведенное в сентябре – декабре 2008 года по заказу МИД России социологическое исследование, охватившее 4 страны СНГ. Его результаты опубликованы в книге: «Мониторинг реализации Государственной программы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом, в Центрально-Азиатском регионе (Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан)»[1].

Данное исследование имело целью получение объективной социологической информации о социально-политическом и экономическом положении современной российской диаспоры в Центрально-Азиатском регионе в условиях действия программы переселения, а также достоверных данных о возрастном, национальном и профессиональном составе, уровне образования, квалификации соотечественников в целом и отдельно тех, кто выразил желание участвовать в программе переселения (в количественном и процентном соотношениях).

Полученная достоверная информация позволяет представить социально-демографический портрет современного соотечественника, проживающего в странах исследования, и потенциального участника Программы из данного региона.

Выявленные степень информированности о Программе; мотивации переселения; предполагаемые сроки переезда в Россию, желаемые территории вселения в пределах России, а также обстоятельства, препятствующие переезду, позволяют оценить примерный потенциал переселенцев в Россию из Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана и сформулировать рекомендации о мерах, которые могли бы положительно сказаться на эффективности программы переселения в Россию из этих стран.

Объектом социологического исследования в странах являлись представители диаспоры народов России, граждане названных стран, идентифицирующие себя как российские соотечественники, граждане Российской Федерации, постоянно проживающие за рубежом.

Предмет мониторинга – этнополитические, этносоциальные, этнокультурные и этнопсихологические процессы и совокупность факторов, влияющих на формирование переселенческих мотиваций российских соотечественников.

Задачи мониторинга состояли в выявлении мнений и оценок респондентов об их национальной самоидентификации, гражданской принадлежности, адаптированности в странах проживания, о владении русским языком, о степени включенности в реализацию Программы добровольного переселения, также факторов, препятствующих формированию мотивации на переезд и собственно переезду.

Исследования проводились в местах компактного проживания русскоязычных жителей Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана в октябре-ноябре 2008 года.

Для решения задач проекта использовались эмпирические методы исследования – количественные (массовый опрос) и качественные (фокус–группы). Использование количественной и качественной методологий, успешно дополняя друг друга, позволило получить необходимую информацию.

В ходе количественного исследования было опрошено 3700 человек. В том числе: в Казахстане – 1000 человек, в Киргизии – 900, в Таджикистане – 900 человек, в Узбекистане – 900 человек.

Для сбора первичной социологической информации при проведении массовых опросов был использован метод личного интервью. Этот метод является наиболее эффективным для решения задач данного исследования. Он обеспечивает высокий уровень досягаемости респондентов, качественное заполнение анкет, а также соблюдение принципа репрезентативности выборки. Необходимые категории исследования, отражающие основные характеристики изучаемого объекта, были операционализированы в виде доступных для респондентов формулировок вопросов анкеты. Опросная анкета состояла из 50 вопросов. Практически все вопросы анкеты закрытые. В среднем ответы на вопросы анкеты в процессе интервью занимали 40 минут.

В исследовании использовалась квотная выборка, репрезентирующая взрослое население стран, в которых проводилось исследование, по месту проживания (городская или сельская местность), полу и возрасту. Осуществлялся 10% контроль качества сбора и ввода данных.

Для обработки данных использовались общестатистические процедуры и общая схема обработки. Для решения основных задач исследования применялись следующие методы статистики: анализ вариационных рядов, проверка значимости различий, дискриптивный анализ.

Качественным методом, который применялся в исследовании, был метод фокус-групп. Фокус-групповые дискуссии проведены во всех странах исследования. Всего проведено 32 фокус-группы. Участниками фокус-групп стали активисты общественных объединений российских соотечественников в странах проживания. Критерии отбора участников: 1) возраст (20 – 39 лет или 40 – 60 лет); 2) образование (среднее или высшее). Фокус-группы проводились по единому сценарию.[2]

Другая научно-исследовательская работа «Русскоязычные в Центральной Азии. Социальный портрет», также изданная в виде книги, содержит результаты исследования, проведенного Институтом стран СНГ в августе – сентябре 2009 года на средства пожертвования Фонда «Русский мир» в 4 постсоветских государствах Центральной Азии: Казахстане, Киргизии, Таджикистане и Узбекистане[3].

В качестве целей исследования были определены:

получение объективной информации о социально-политическом и экономическом положении российской диаспоры в странах СНГ;

выявление факторов и каналов, которые влияют на политическое поведение диаспоры народов России в государствах, охваченных настоящим исследованием.

Задачи исследования состояли в выявлении мнений и оценок соотечественников об их национальной самоидентификации, гражданской принадлежности, адаптированности в странах проживания, о владении русским языком, о занятости и материальном положении, о возможностях и механизмах защиты прав, об отношении к России и российским политикам, о степени миграционных настроений.

Исследование также как и первое проводилось количественными (массовый опрос) и качественными (фокус-группы) методами, которые успешно дополняли друг друга.

Всего в ходе количественного исследования было опрошено 3700 человек. В том числе: в Казахстане – 1000 человек, Киргизии – 900 человек, Таджикистане – 900 человек, Узбекистане 900 человек.

Для сбора первичной социологической информации при проведении массовых опросов был использован метод личного интервью.

Респонденты опрашивались по их домашним адресам при помощи анкеты, разработанной Институтом стран СНГ. Есть некоторые различия в наборе вопросов анкеты для разных стран. В частности, чтобы избежать проблем при организации исследования в Узбекистане, из анкет был изъят ряд вопросов, касающихся правозащитной тематики.

В центре внимания разработчиков инструментария находились следующие центральные категории исследования, отражающие основные характеристики изучаемого объекта:

политика государства проживания в отношении этнических меньшинств и в отношении России;

деятельность корпоративных организаций соотечественников в странах проживания, федеральных и региональных государственных и неправительственных учреждений РФ в отношении соотечественников за рубежом;

социально-экономическое положение диаспоры в странах проживания;

включенность диаспоры в социально-политический процесс стран проживания;

межнациональные отношения;

наличие миграционных настроений.

Эти категории были операционализированы в виде доступных для респондентов формулировок вопросов анкет.

В среднем ответы на вопросы анкеты в процессе интервью занимали 30 минут.

Межрегиональная сопоставимость результатов мониторинга была изначально запланирована при проектировании исследования.

Сопоставимость обеспечивалась за счет:

использования единого инструментария исследования;

унифицированного для всех регионов шаблона базы данных и общей схемы ввода данных;

общей схемы (процедуры) статистической обработки данных;

общей формы статистического отчета;

общей для всех регионов структуры аналитического отчета.

общих требований к контролю сбора социологических данных.

Исследователи в регионах реализовывали общую схему обработки данных и получали сопоставимые результаты, отличающиеся лишь формой их конкретного представления.

Сопоставимость региональной эмпирической статистики, а также удобство сравнения данных, полученных различными исследовательскими группами, достигалась путем стандартизации формы представления результатов статистической обработки массивов данных. Этой цели служил макет статистического отчета.

В исследовании использовалась те же самые, что и в первом социологические методики.

Оно, с целью обоснования востребованности, предваряется констатацией: несмотря на то, что с момента актуализации проблемы российской диаспоры и диаспоральной политики России, пик которой пришелся на вторую половину 90-х гг. прошлого столетия, отечественным экспертным сообществом, политологами, обществоведами пройден значительный путь, результируемый солидным багажом научных наработок и полемического материала, современное состояние вопроса, как в академическом, так и в практическом контексте, далеко от завершенности.

Отсутствие ясности на этом важном участке гуманитарного знания обуславливает не только наличие серьезного пробела в научном представлении о современном обществе, но и дает дополнительный карт-бланш всякого рода спекулянтам от политики, всем тем, кто хотел бы «погреть руки» у костра нерешенных проблем постсоветского общежития. И это социологическое исследование является очередной попыткой анализа точек зрения, позиций в этой теме, которая, думается, поможет определить тупиковые и перспективные направления ее разработки.

Понятие «российская диаспора» тесно связано с другой научной, и даже цивилизационной, проблемой, выходящей на общий историко-культурный пласт национальной идеи. Речь идет, по сути, о формировании основания российского социума, важнейшей составляющей которого является верный ориентир в определении содержания фундаментальной дефиниции – «российский народ». Этот общественный феномен представляет собой необходимый гносеологический посыл в исследовании его диаспоральных производных[4].

Мировоззренческий вопрос социальных характеристик, качественных черт и содержания понятия «российский народ» далеко не только предмет научных дискуссий, но, прежде всего, инструмент политического противоборства. Поэтому спектр имеющихся на него ответов настолько широк, насколько широка палитра современных взглядов российского политического истэблишмента. Например, вполне предсказуемо выглядит позиция евроцентристов и «ультралибералов», которые вслед за своими западными учителями утверждают, «если нет демократии и гражданского общества, а есть подданные в путинской России, то нет и российской нации»[5].

Общая логика политического развития страны в начале 90-х гг. прошлого столетия в сторону «местечковых суверенитетов» дала благодатную почву для представления о российском народе как конгломерате этносов, входящих в состав государства, исключающее главное содержание «российскости», или, другими словами, то, что позволяет идентифицировать эту историческую общность[6].

Вместе с тем, опрос коренного населения Узбекистана, проведенный в 2008 г., показал, что более трети опрошенных ощущают свою сопричастность с российской историей, культурой и общими с россиянами ценностями[7]. И это при том, что история российско-узбекских отношений имеет не только позитивные прецеденты, а Узбекистан развивается как суверенный субъект международного права уже в течение почти двух десятилетий. Надо ли после этого доказывать наличие российской социокультурной идентичности у народов в ныне объединяемых нашим государством?

В своем выступлении на Всемирной конференции соотечественников 31 октября 2008 г. директор Института стран СНГ К.Ф.Затулин предложил внести изменение в содержание трактуемого федеральным законом 1999 г. этого понятия. По мнению К.Ф. Затулина, российскими соотечественниками должны быть признаны люди, «которые живут за пределами Российской Федерации, сделали свободный и добровольный выбор в пользу признания своей культурной и духовной связи с нею, и принадлежат по своему происхождению, как правило, к национальностям, исторически проживающим на территории России»[8].

Функциональное поле дефиниции «соотечественник» достаточно рельефно следует из данного определения и становится еще более очевидным, исходя из предложенного К.Ф. Затулиным варианта, ее практического применения: зафиксировать в этом качестве всех, кто подает Декларацию, подтверждающую наличие родственных связей с Россией, или рекомендацию Координационных советов соотечественников. Одним словом, академический и практический смысл дефиниция «соотечественник» имеет только в контексте учета состояния и потенциала развития российской диаспоральной базы или, если позволить эвфемизм – «диаспорального материала».

Российская диаспора остается предметом научных исследований и нескончаемых дискуссий. Несмотря на то, что в направлении изучения этой общности пройден достаточно сложный путь, имеющий свои достижения и результаты, остается неясным и потенциально полемическим большое количество вопросов: механизма консолидации диаспоры, институциональных качеств коммуникативных, трансграничных и внутридиаспоральных свойств и т.д. Отсутствие устоявшейся точки зрения на эту проблему не является следствием обнаружения исследователями непознаваемого феномена или его существования исключительно в научных абстракциях.

Такое положение дел обусловлено рядом объективных и субъективных обстоятельств. К субъективным следует отнести присутствие диаспоральной проблематики не только в академическом, но, прежде всего, в политическом пространстве, включенность в общий дискурс национальной и международной политики России. Объективной доминантой, определяющей процесс научного освоения темы, является динамичное состояние самого предмета исследования, которое, в свою очередь, опосредовано процессами, происходящими как в материнском государстве, так и в «принимающих» странах.

Формирование в общественном сознании представления о российской диаспоре будет происходить по мере проявления во многом феноменальных институциональных черт, сколько-нибудь полная картина которых, особенно в странах СНГ, сложится не скоро. Однако «непознанность» этого общественного феномена – не повод разделять точку зрения скептиков о том, что проблема не заслуживает внимания по причине отсутствия у России когда-либо прочной диаспоры и невозможности складывания таковой в перспективе[9].

Особым исследовательским приоритетом в работе Института стран СНГ является Украина и в рамках рассматриваемых актуальных проблем отечественного востоковедения – Крым, где в г. Севастополь находится российская военно-морская база. На данном направлении Институтом проводится целый комплекс как исследовательских работ, так и мероприятий, которые в большей степени имеют отношение к политике, чем к востоковедению, которое в рамках нашего исследовательского центра носит исключительно практический характер.

Так, наш Институт регулярно проводит международные конференции и «круглые столы» по различным аспектам, имеющим отношение к Крыму, как в историческом, так и в политологическом плане.

Ведется активная работа с организациями российских соотечественников. Самые авторитетные из них – «Российская община Севастополя» и «Русская община Крыма». Осенью 2009 г. на базе Русской общины и Гражданского союза было создано движение, а затем и блок «Русское единство».

Институт поддерживает и принимает участие в проведении ежегодного Международного Фестиваля «Великое русское слово», который открывается 6 июня в день рождения А.С.Пушкина, а также в праздновании Дня ВМФ России в Севастополе и Дня Черноморского флота. И, несмотря на наличие в деятельности Института на этом направлении элементов реализации российских внешнеполитических и военно-политических интересов, следует констатировать, что все это является закономерным продолжением большой исследовательской работы по мониторингу внутриполитических, социально-экономических, межэтнических и межконфессиональных процессов на полуострове, проводимого с целью нейтрализации возможных негативных для России последствий[10].

Институтом стран СНГ с момента его образования ведется работа по изучению внутриполитических процессов и внешнеполитической сферы пяти постсоветских азиатских республик. Особое внимание уделяется рассмотрению вопросов национальной безопасности Центрально-Азиатского региона, включая ее внешнеполитические, оборонные и энергетические составляющие. Разрабатываются прогнозные оценки внутренней и внешней политики постсоветских азиатских республик, модели их экономической, политической, военной и культурной интеграции в пространстве региона.

Осуществляется мониторинг этносоциальных и военно-политических конфликтов на территории постсоветской Азии и регионов, граничащих с этим пространством, вырабатываются рекомендации по их разрешению и предотвращению.

Обозначая исследовательские приоритеты на данном направлении, следует обратить внимание на следующие важные обстоятельства:

новые независимые государства (ННГ) постсоветской Азии получили суверенитет без каких-либо личных усилий, что существенно отличает элиты Центральной Азии от правящего класса стран Балтии, Закавказья или Украины;

десятилетие, прошедшее после формального провозглашения независимости для всех пяти азиатских государств – Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Туркмении и Таджикистана – не стало временем формирования подлинной государственности. Флаги, гербы, гимны и иные атрибуты полноценных государственных образований до последнего времени остаются неким «декоративным элементом».

после террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне, США, ранее достаточно безразлично относившиеся к Центрально-Азиатскому региону, сконцентрировали свое внимание на процессах, происходящих в этом пространстве (включая, примыкающие к ЦАР субрегион Каспия и все Закавказье);

исторически сложившиеся евразийские центры силы на начальном этапе активизации Запада в Центрально-Азиатском регионе не могли определить своего отношения к процессу выработки стратегии, отвечающей их интересам и пониманию континентальной стабильности. Однако, по мере ухудшения ситуации в Афганистане и Пакистане, наблюдаются постепенные шаги по выработке консолидированной позиции Москвы, Пекина, Тегерана и Дели по отношению к процессам, происходящим в Центральной Азии;

внешняя политика постсоветских стран Центральной Азии – это, прежде всего, продукт желаний и действий правящих элит. Общественное мнение в республике хотя и играет некоторую роль, все же мало влияет на решения, принимаемые властями. Почти во всех этих госудрствах (за исключением, может быть, Киргизии) выстроена жесткая вертикаль власти и все значимые решения прямо замыкаются на президента страны и его ближайшее окружение[11].

Среди всех пяти центрально-азиатских государств безусловным приоритетом для России, а следовательно и предметом приложения основных исследовательских усилий нашего Института, является Казахстан.

Для Москвы Казахстан является не только стратегическим партнером, одним из ведущих экономических партнеров на постсоветском пространстве, местом нахождения ключевых военно-космических структур, но и геостратегическим предпольем, ограждающим Россию от вызовов с юга. Не следует забывать и о таком «нематериальном», но весьма значимом факторе, как столетия, прожитые двумя народами совместно (и позитивные примеры, и трагический опыт, в равной мере объединяют и русских, и казахов), а также многочисленные нити личностных связей, пронизывающих социумы РФ и РК.

Россия и Казахстан в силу многочисленных объективных и субъективных причин остаются чрезвычайно «взаимоувязанными» государствами. Для РК российская территория остается главным транзитным пространством, российский внутренний рынок – основным потребителем казахстанской продукции, а экономика РФ – ведущим экономическим партнером.

Республика продолжает оставаться основным политическим и экономическим партнером России в регионе, участником СНГ, ЕврАзЭС, Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), и создающегося Единого экономического пространства (ЕЭП) – с января 2010 г. Москва, Астана и Минск приступили к практической реализации строительства Таможенного союза (ТС). РК является надежным партнером РФ в Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ).

Внешняя политика Казахстана – это, прежде всего, продукт желаний и действий правящих элит. Общественное мнение хотя и играет некоторую роль, все же мало влияет на решения принимаемые властью. В республике выстроена эффективная вертикаль власти и все значимые решения прямо замыкаются на президента страны и высшее чиновничество РК.

Российские позиции в Казахстане еще сильны, а потому Москва имеет значительное влияние на политику республики. Наиболее сильно влияние России на экономику РК, что объясняется рядом причин: глубокой технологической завязанностью на Россию, значительной долей русскоязычного населения и пр. Серьезная транспортная и товарная зависимость Казахстана от России остается постоянной величиной.

Россия заинтересована в сохранении такого положения не только по соображениям материального свойства (тарифные и налоговые отчисления, контроль над потоками конкурентного сырья, поступающего на традиционные для российских сырьевых экспортеров рынки и пр.), но и в связи с необходимостью сохранения своих геополитических позиций.

Несмотря на значительное сокращение русского и русскоязычного населения в РК, их доля в структуре населения республики остается значительной. Данные последней переписи населения (2009 г.) РК указывают на наличие почти 30% европейского населения. В то же время, этнократическое давление на русскоязычных сейчас намного слабее, чем в 90-е годы ХХ века. Не смотря на то, что фактор культурно-информационного доминирования России в постсоветской Азии постепенно сокращается, видна тенденция его долгосрочного сохранения в Казахстане.

Казахстан, по собственным статистическим данным, продолжает оставаться страной ориентированной в значительной мере на российскую экономику. Достаточно сказать, что Россия до «кризисного» 2009 года удерживала первое место в мире в качестве главного потребителя казахстанского экспорта. Россия пока остается лидером по объему импорта в Казахстан — около 40% от общего объема импорта в 2008 г. Затем, следовали Германия (9%), Китай (5-6%), США (4-5%), Великобритания, Италия, Турция, Украина, Республика Корея, Франция, Нидерланды, Узбекистан, Япония и пр. В 2009 г. ситуация изменилась: объем российского импорта в РК серьезно «просел» (страны ЕС также снизили аналогичные показатели), а КНР нарастила масштабы импорта в Казахстан и вышла на второе место, почти сравнявшись с российскими показателями.

Казахстан до 2009 г. входил в десятку основных внешнеторговых партнеров России и остается одним из основных торговых партнеров России со странами СНГ. Казахстанско-российский совместный товарооборот в 2002 г. составил около $4,4 млрд., в 2003 г. достиг $5,5 млрд., в 2004 г. перешагнул отметку в $6 млрд., в 2005 г. был оценен официальной Астаной в $8 млрд. В 2008 г., эта цифра приблизилась к $20 млрд., но в 2009 г., по официальным оценкам, снизилась на 30%.

На настоящий момент взаимоотношения России и Казахстана, по нашему мнению, не отвечают объективно сложившимся требованиям сотрудничества двух государств и народов. Чрезмерная политизированность двусторонних отношений не раз приводила к напряженности по таким вопросам, как аренда космодрома «Байконур» и полигонов, выбор маршрута транспортировки каспийской нефти, положение русскоязычного населения в Казахстане и др. Очевидно, что и в дальнейшем можно будет наблюдать конфликты интересов отдельных бизнес-групп двух стран (например, по тарифной и таможенной политике в рамках ТС, вопросов расширения КТК, перспектив Омского ГПЗ или сотрудничества в области атомно-промышленных комплексов двух стран, партнерства в освоении космоса и т.п.), которые будут трактоваться всеми заинтересованными сторонами (и внутри наших государств, и вне их) как «межгосударственные противоречия».

Сложившаяся ситуация требует сбалансированных взаимных уступок для достижения взаимоприемлемого и взаимовыгодного уровня сотрудничества, тем более, что обе страны одинаково обеспокоены мировыми финансово-экономическими макропроцессами и угрозами национальной безопасности.

В условиях нарастания тревожных тенденций в Центрально-Азиатском регионе, развертывание процессов глобализации на фоне циклических кризисов мировой экономики и появление новых для постсоветского пространства вызовов, дальнейшая выработка взаимоприемлемой линии поведения РФ и РК и в отношениях друг с другом, и в связях с другими государствами становится насущной необходимостью.

Подобными мероприятиями, способными преломить негативные тенденции, могли были бы быть активизация военно-технического и военно-политического сотрудничества; развитие двусторонней интеграции в сфере экономики и финансов; культурно-информационный обмен; более глубокое сотрудничество в области образования и науки.

Нынешний уровень экономической интеграции (в том числе и недостаточная, по нашему мнению, проработанность вопросов взаимодействия в рамках ТС) все еще не отвечает потребностям национальных экономик РК и РФ. Имеющиеся на сегодня факты экономического взаимодействия между предпринимателями двух стран следует, на наш взгляд, оценить как нуждающиеся в серьезной корректировке.

И Россия, и Казахстан должны принять меры, способные стимулировать более глубокий уровень взаимовыгодного сотрудничества (как в рамках ТС, так и по линии двустороннего партнерства). Унификация таможенного, налогового законодательства, единая тарифная политика, создание условий для реально работающих консорциумов (ТЭК (включая переработку и транспортировку углеводородов), цветная и черная металлургия, транспорт (авиационный и железнодорожный), атомная энергетика), представление режима благоприятствования для СП – основные направления экономического взаимодействия двух государств на перспективу.

Ни экономическая комиссия при Экономическом совете СНГ, ни Исполком Союза Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Белоруссии и России в настоящий момент не могут оказать серьезного воздействия на интеграционные процесс, поскольку являются многосторонними организациями и вынуждены учитывать слишком широкий спектр мнений. Требуется именно двусторонний рабочий орган, уполномоченный правительствами Казахстана и России, который способствовал бы развитию торговых, финансово-банковских, инвестиционных отношений, унификации законодательства и т.п. Такой орган, на наш взгляд, мог бы взять на себя вопросы досудебного арбитража, страхования рисков и т.д.

Сегодня существует ряд текущих проблем в экономических отношениях субъектов двух государств, которые требуют именно правительственного участия (на президентском уровне такого рода вопросы традиционно решаются, но качество исполнительской дисциплины часто усложняет разрешение проблем).

Обе страны имеют однотипную стратегию в такой сфере как добыча, транспортировка и торговля углеводородами: увеличение экспорта при росте мировых цен на нефть. Подобная зависимость от состояния мирового рынка чревата возможными ценовыми кризисами наподобие августа 1998 г. или ситуации 2008 года.

Преодоление превалирования сырьевого экспорта над другими отраслями должно стать одной из задач экономической интеграции – требуются совместные усилия по развитию высокотехнологичных экспортно-ориентированных производств, созданию на этой основе СП, ФПГ и т.н. технологических парков.

В данной связи, отдельный вопрос, нуждающийся, по нашему мнению, в коррекции – сопрягаемость российской и казахстанской программ «инновационно-прорывного» характера. К сожалению, сейчас шаги по коренной модернизации национальных экономик Москва и Астана принимают и планируют к реализации без учета опыта партнера. Представляется, что, как минимум, полезной была бы максимально возможная координация шагов двух стран по изменению сырьевого профиля своих экономик. Вероятно, необходимо создание некоего межгосударственного органа (в рамках ТС или двустороннего, казахстано-российского) для данной координационной работы. Даже на начальном уровне взаимодействия в таком, условно говоря, «Межгосударственном совете по координации инновационных моделей развития экономики» в краткосрочной перспективе можно не только осуществить полезный обмен идеями и научными наработками, но и сэкономить значительные средства: нет необходимости тратить собственные ресурсы если интересующие наработки есть у партнера или существует возможность достичь его в кооперации.

Поскольку близкий уровень оборонного потенциала двух государств, схожесть военных доктрин, единообразие военной инфраструктуры (включая систему командования, ПВО), наличие на территории Казахстана ряда ключевых объектов бывшей Советской Армии (космодром «Байконур», полигоны и пр.) в результате дезинтеграции СССР могут быть утрачены. Вследствие этого требуются скорейшие и безотлагательные двусторонние меры по стабилизации обстановки.

Наиболее реалистичным, на наш взгляд, является более тесная интеграция военных систем двух стран. В первую очередь, это, безусловно, система ПВО: соглашения о сотрудничестве в этой сфере уже подписаны, необходимо их неукоснительное, детальное и постоянное исполнение обеими сторонами.

Как для России, так и для Казахстана, потенциальной угрозой является ухудшение международной обстановки в Южной Азии, Ближнем и Среднем Востоке. Поскольку ряд стран данного региона обладают ОМП и средствами его доставки (или близки к этому уровню), то создание и укрепление системы (как минимум) раннего оповещения является насущной необходимостью. В силу этого, требуется провести определенную подготовительную работу, связанную с повышением уровня сотрудничества между системами ПВО-ПРО двух стран, проведение совместных учений (причем, периодическое). Удачный пример сотрудничества между Астаной и Москвой позволит стимулировать и ВТС стран СНГ.

Принципиально важным является в целом военно-техническое сотрудничество. А именно: восстановление связей национальных ОПК, обмен технологиями двойного назначения, участие новейших типов российской техники в переоснащении казахстанской армии (особенно, в ВВС и ПВО). Общественное мнение Казахстана и России должно воспринимать это сотрудничество не как получение одной из сторон необоснованных выгод за счет партнера, а как взаимоприемлемое и взаимовыгодное партнерство на паритетных началах.

Стороны должны проводить совместные военные учения, осуществлять подготовку и переподготовку командного состава, оптимизируя структуру управления ВС.

Говоря о военно-политическом сотрудничестве, надо отметить и определенный субъективный момент: для российского руководства (президент, премьер-министр) вопросы национальной безопасности являются одним из основных приоритетов. Возможным начальным этапом в новом уровне интеграции и ВТС может стать создание двусторонней комиссии по региональной безопасности между Советами безопасности двух стран. Такая комиссия позволила бы с одной стороны, сблизить национальные военно-стратегические концепции, с другой, стать рабочим органом по координации ВТС.

После того как мировые экономические неурядицы нанесли серьезный удар по самой благополучной в Центральной Азии казахстанской экономике, перспектива превращения Казахстана в региональную сверхдержаву несколько отдалилась, но, по нашему мнению, совершенно не утратила своей актуальности. И дело не в амбициях: объективная реальность, помноженная на экономический потенциал РК и сегодняшние геополитические трансформации мира, способствует развитию ситуации в регионе в этом направлении.

Во многом укрепление российско-казахстанских взаимоотношений связано с резко изменяющейся ситуацией в регионе. Обозначившаяся после серии террористических актов в Ташкенте и Фергане (март-апрель 2004 г.), попытки мятежа в Андижане (май 2005г.) и, особенно, новой «киргизской революции» и июньскими межэтническими столкновениями на юге, перспектива дальнейшей дестабилизации ситуации в Киргизии (а, в перспективе, и Таджикистана) представляет прямую угрозу для экономических и военно-политических интересов Москвы в регионе. Также и для Казахстана потенциальной угрозой является ухудшение международной обстановки в Южной Азии, Ближнем и Среднем Востоке. Не стоит забывать и о том, что после череды «цветных революций» элиты Казахстана и России, почувствовали вероятность вспышек инспирированного извне общественного недовольства. Ясно, что механизмы «цветного манипулирования» ситуацией просто временно законсервированы, но отказываться от их использования «цивилизованный Запад» не собирается. Это надо четко понимать и быть готовым к отстаиванию собственных национальных интересов в любой ситуации.

С учетом вышесказанного Москве, по нашему мнению, следует четко и недвусмысленно указать на ряд принципиально важных моментов:

Казахстан был и останется для России главным и безальтернативным партнером в Центральной Азии;

интеграционные региональные инициативы Астаны отвечают российским национальным интересам, лежат в русле региональной политики Москвы, и должны быть поддержаны РФ;

Россия должна ориентироваться на минимально лимитированное (в связи с соображениями государственной безопасности), расширенное партнерство с РК в «чувствительных» высокотехнологичных сферах (ОПК, космос, атомпром, транспорт и коммуникации);

все вышеозначенные подходы становятся актуальными при аналогичной оценке Казахстаном России, ее места и роли в регионе и в самой республике. Тесное союзническое партнерство в различных сферах – «улица с двусторонним движением».

Естественно, у РК могут быть обоснованные опасения по поводу вероятности «чрезмерного» усиления влияния РФ на республику. Но, на наш взгляд, в долгосрочном плане Россия не является серьезной угрозой для казахстанской государственности. В обозримом будущем ни в экономическом, ни в военном, ни в демографическом плане она не готова к восстановлению ни СССР, ни Российской империи. В России нет и не предвидится избыточного населения для продолжения политики экспансии через переселение, а экономические интересы ведущих элит РФ, не смотря на декларации, лежат за пределами постсоветского пространства.

Уровень сотрудничества в области культуры достаточно высок в отличие от образования. Языковая политика Казахстана, некоторое несоответствие образовательных стандартов и учебных методик представляется проблемами, требующими постепенного взвешенного политического решения, которое одинаково позитивно оценивалось бы общественным мнением и России и Казахстана. Предложения Н.Назарбаева, озвученное еще несколько лет назад, о создании эффективно действующего Фонда содействия и развития русского языка на постсоветском пространстве, не потеряло актуальности и в случае его реализации (опасность «забалтывания» перспективной идеи с учетом опыта СНГ 90-х годов кажется весьма высокой) может привнести во взаимоотношения двух государств дух взаимопонимания и партнерства. Данное положение особо актуально в связи с тем, что в РФ традиционно уделяется большое внимание вопросам положения русского языка и русской диаспоры на пространстве Содружества.

Ясно, что весьма интересные возможности (непредвзятая информация, формирование положительного имиджа РК на регулярной и рационально выверенной основе и пр.) открываются в последнее время и в сфере медиа. Намерение российского руководства расширить доступ в свое медиа-пространство для партнеров по СНГ, безусловно следует использовать в максимально возможной мере. Тем более, что после недавней реорганизации правительства перед новым Министерством связи и информации РК президентом прямо была поставлена задача действовать «наступательно» для «обеспечении информационной безопасности страны в тесном взаимодействии со всем журналистским сообществом». Использование перспективной во многих отношениях российской информационной сферы помимо нематериальных дивидендов при правильной постановке партнерства даст и конкретную финансовую и технологическую отдачу.

Особый интерес, по нашему мнению, представляет возможность активизации научного сотрудничества российского и казахстанского экспертного сообществ. На сегодня, в России ситуация российско-казахстанских взаимоотношений представлена, по нашему мнению, не достаточно емко. Значительные успехи по созданию адекватного образа Казахстана в российском общественном мнении за последние годы были достигнуты, но следует четко осознавать, что малейшее ослабление внимания к данной теме ведет к тому, что «всплывают» различные неадекватные (а иногда и прямо маргинальные) точки зрения и на ситуацию в РК и РФ, и на межгосударственное партнерство двух стран. В данной ситуации более продуктивным было бы налаживание и укрепление прочных двусторонних контактов на уровне экспертов и аналитиков. Реально данное положение можно было бы реализовать, образовав некий казахстано-российский неформальный институт (например, клуб ведущих экспертов двух государств). Подобная структура, реализовывая издательские программы и используя Интернет, может заложить основы «взаимовыгодного» сотрудничества политологов, социологов, историков и политтехнологов РФ и РК. Данное взаимодействие позволит не только выработать адекватное представление и оценку процессов, протекающих в ЦАР, но и вывести отношения России и Казахстана из области субъективной и официозной на более объективный, прагматичный и, главное, научно обоснованный уровень. На его основе можно перейти к расширению научного (а на его основе и политического) обмена по различным направлениям.

На наш взгляд, большинство проблем в двусторонних отношениях вызвано субъективными подходами правящих элит, зачастую не имеющих под собой адекватного и объективного представления о реальном положении вещей. Если подобный подход будет превалировать и далее, то развитие двусторонних отношений может зайти в тупик. Предложенные нами двусторонние межправительственные комиссии и советы, облеченные соответствующими полномочиями, вполне способны сблизить различные подходы и методики, выработать конкретные меры по интеграции двух государств при безусловном сохранении суверенитета и взаимной выгоды[12].

Другим приоритетным направлением исследовательских усилий Института стран СНГ является Киргизия. И, в связи с этим, не случайно в2008 году именно в Бишкеке был открыт региональный филиал Института, который, планируется сделать научно-аналитическим центром по широкому спектру проблем всей Центральной Азии.

Системный кризис в Кыргызстане – результат суммы внутренних факторов, сделавших страну неустойчивой к внешнему воздействию, внутренне «пустотелой».

Становится очевидным, что вся «государственная машина» Кыргызстана нуждается в капитальном ремонте, а саму страну в ее сегодняшнем виде и границах может спасти лишь чудо[13].

И дело не в пресловутом «противостоянии Севера и Юга». К несчастью, погромы, начавшиеся в ночь с 10-го на 11 июня, наглядно показали, что дело обстоит гораздо хуже: реализуется своеобразный сценарий превращения страны во «флибустьерскую республику». Обычная криминализация всего без исключения спектра общественной жизни Киргизии – настоящее и наиболее вероятное будущее этого государства, все более превращающегося в «территорию», на которой периодически резкие фазы всевозможных конфликтов неожиданно возникают в самых разных регионах и формах.

Дифференциация основных центров силы в стране происходит по основному мотиву, составлявшему, как видно, основную суть и «революции тюльпанов-2005» и «революции-2010» — захват власти как инструмента контроля над легальными и, особенно, иллегальными финансовыми потоками и всеми сколько-нибудь значимыми ресурсами Киргизии.

Рядовые граждане республики все последние годы получали каждодневные «сюрпризы» в виде убийств парламентариев, бизнесменов и известных спортсменов, постоянных, неумело скрываемых разногласий в элитах, «народных волнений» и рейдерства, а в последние дни – межэтнических погромов с сотнями зверски убитых граждан страны.

Очередной конфликт происходит в то время, когда не утихли еще волнения по поводу предыдущего обострения, затем происходит следующее и так до бесконечности. Периодически, как печально шутят в Бишкеке, «озверевшая толпа погромщиков вновь посетила Дом правительства с очередным рабочим визитом».

Сегодня не секрет, что именно криминал обеспечил и первую (в большей мере) и вторую (в меньшей степени) «революции» необходимыми средствами и «живой силой» для проведения акций протеста и захвата Дома правительства. Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно криминальная составляющая и стала главной сутью всех процессов, происходящих в республике. И в погромах в Оше, Джалал-Абаде, под Сузаком четко прослеживается все тот же криминальный «след». И «элита» Киргизии, похоже, не видит в подобном ничего из ряда вон выходящего.

Роль Бакиева и его Семьи в событиях на юге КР представляется как очень вероятная в плане «первотолчка», но не определяющая. В не меньшей, а даже в большей степени виновна сама «новая» власть, неспособная ни на что, кроме пустой болтовни.

В Киргизии продолжается вялотекущая гражданская война среднеазиатского типа — погром по этническому принципу. Далеко не первая в этом регионе, тянущаяся в Ферганской долине где-то с середины ХIХ века. В данном случае киргизы, подстрекаемые собственными вождями и нанятыми «бакиевцами» провокаторами и наемниками, срывают зло за свою экономическую несостоятельность и грабят чуть более состоятельных узбеков. Плюс годами вбиваемая разными доморощенными идеологами мысль о величии кыргызов, «Манасе Великодушном» и родной земле, на которую зарятся «пришельцы-сарты», за спиной которых маячит тень Ташкента. Киргизская политика и политики вообще чрезмерно эмоциональны и истеричны. Провокаторы только начали, а с энтузиазмом и воодушевлением продолжили «простые люди».

В перспективе крайне низкий уровень политического сознания «революционной элиты» и «патриотической толпы» будет, похоже, по-прежнему определять и тактику, и выбор средств в продолжающейся борьбе за власть и мы долго будем наблюдать в Киргизии использование толп земляков, родни и «спортсменов», заказные убийства, погромы, неприкрытое вовлечение криминалитета и наркобаронов в сферу публичной/непубличной политики…

Разочарование в результатах таких «революционных перемен» может стать предпосылкой уже для внутренних потрясений более высокого порядка и интенсивности (путча силовиков, новых всплесков межэтнических столкновений, очередных «стихийно-погромных» смен власти и т.д.). Рейтинги «временных» лидеров Киргизии уже сейчас – ниже некуда, а впереди парламентские выборы и новый всплеск межклановой борьбы: эксперимент по превращению страны в парламентскую республику вряд ли благотворно скажется на стабильности в стране.

При этом ресурсы Киргизии весьма ограничены, и надежды на преодоление перманентного социально-экономического кризиса не сбудутся. Нет у «ново-старой власти» и какой-либо концепции экономических преобразований. Осенью/зимой в стране, «прогулявшей» за революцией и погромами посевную, скорее всего, начнется голод. «Временные» вынуждены будут опять продолжать просить другие страны об оказании материальной помощи, «гуманитарных поставках», кредитах и т.д. Опасность раскола страны, когда юг станет де-факто независимым от центра, после недели погромов лишь усилилась. Фактически в районах и на местах складывается тенденция к дальнейшему развитию процессов, неконтролируемых центральной властью. Каждый аким района или мэр крупного города все меньше и меньше подчиняется центру и становится подобен «полевому командиру» или афганскому «губернатору».

В этой ситуации в Кыргызстане по-прежнему не исключена фрагментация страны на находящиеся в состоянии перманентных конфликтов регионы, управляемые «удельно-криминальными» элитами. Все большее распространение в центрально-азиатском экспертном сообществе получает понятие «афганизация Кыргызстана».

Следует также отметить, что в отношении погромов на юге Киргизии российские власти заняли наиболее разумную позицию. Поскольку, с одной стороны, был соблазн ввести свои войска в эту страну, чтобы закрепить здесь безоговорочное российское влияние. Но Москва разумно не пошла на такой шаг (к которому, как ни странно на первый взгляд, РФ активно подталкивали наши «западные друзья»).

Ясно, что подобную российскую услугу никто не оценит, наоборот, вмешательство подчеркнет полную ущербность и никчемность киргизского нового руководства, компенсировать которую часть из его членов на предстоящих парламентских выборах будет антироссийской риторикой.

Война всегда была и есть крайнее средство политического действия, когда все другие способы решения проблемы исчерпаны. Зачем вводить войска, если под рукой другие эффективные рычаги замирения? Судя по тому, как быстро и без всякого заметного внешнего вмешательства «сдулся» конфликт в своей открытой фазе (без применения силы) эти рычаги и были задействованы и по линии ОДКБ, и по линии ШОС.

Впрочем, ясно, что нормализация ситуации на юге носит временный характер и в любой момент может смениться очередной «вспышкой».

В Киргизии механизмы взаимодействия институтов и общества все в большей мере работают уже не на уровне государства, а на уровне конкретных кланов и племенных групп. У каждого из членов правительства и у их оппонентов из «контрэлиты» есть свои рычаги влияния и «опорные регионы». Система власти в Киргизии за последние годы перестроилась из «президентской вертикали» в «горизонталь» паутины неформальных родовых связей. Теоретически государство Республика Кыргызстан еще есть, но оно деградирует из года в год, сквозь него прорастают корни племенной организации. Суверенная Киргизия – пример ремодернизации, транзита государства и общества наоборот – «назад, к истокам».

В случае с Киргизией не видно серьезных позитивных сценариев, пока государственная власть в стране не будет способна взять под контроль ситуацию в республике. А перспектив этого пока совершенно не просматривается. Реакция временного правительства рефлекторна, заторможена, а соответствующие госструктуры деморализованы. Вся государственная машина нуждается в капитальном ремонте, если не в полной замене. Сделать это самостоятельно новая киргизская власть не способна.

Спасти Киргизию может только масштабное, многостороннее, срочное и системное внешнее вмешательство – «внешнее управление». Впрочем, этого не происходит и вряд ли произойдет. Пока ясно одно: киргизскому обществу остается только посочувствовать[14].

Рассматривая исследовательские приоритеты в Центральной Азии, нельзя не отметить возросшую в последнее время активизацию в отношениях Узбекистана с США. Это и политические консультации по различным вопросам сотрудничества между двумя государствами и визиты в республику высокопоставленных американских чиновников.

В подписанный План действий по укреплению двустороннего сотрудничества между Республикой Узбекистан и США на 2010 год вошли реализация совместных академических и образовательных программ, открытие филиала одного из американских вузов в Ташкенте, продвижение исторического и культурного наследия Узбекистана в США и развитие сотрудничества в сфере здравоохранения и масс-медиа[15].

Сотрудничество в сфере безопасности предусматривает организацию подготовки и переподготовки офицерских кадров Узбекистана (учебные курсы и тренинги) в ведущих военно-образовательных учреждениях США, в том числе в рамках программы «Международное военное образование и обучение» (IMET). Ташкент и Вашингтон договорились сотрудничать в области обеспечения безопасности границ и нераспространения, противодействия терроризму, а также в рамках программ «Зарубежное военное финансирование» (Foreign Military Financing) и «Передача излишков вооружений» (Excess Defense Articles)‎. Стоит отметить, что сотрудничество в данной сфере не прекращалось даже «после Андижана», так что, ничего принципиально нового и здесь не наблюдается. Возможно, речь идет об увеличении объемов партнерства.

В рамках сотрудничества в обеспечении мира и стабильности в Афганистане Узбекистан и США собираются «обмениваться информацией об угрозах и мерах по их предупреждению, связанных с транзитом невоенных грузов через Северную Распределительную Сеть в Афганистан, в том числе в рамках реализации проекта строительства железной дороги «Хайратон-Мазари-Шариф».

На первый взгляд действия узбекской стороны могут смотреться как «переориентация на США» и даже некий вызов российским интересам в Центральной Азии. В реальности все, как всегда, гораздо сложнее.

Если проанализировать поведение узбекского руководства с момента распада СССР — ничего странного не наблюдается. Ташкент изначально проводит линию на «многовекторную» политику и лавирование между мировыми центрами силы (точно так же как и все остальные страны региона, правда, делает это более «коряво», менее профессионально, например, Казахстана).

Узбекские внешнеполитические «зигзаги» уже давно мало кого удивляют. Самый резкий и яркий пример – май 2005 г., когда Ташкент жестоко подавил попытку мятежа в Андижане. За это Исламу Каримову и его окружению (Алматову, Иноятову и др.) грозили большие неприятности со стороны Запада, не исключая и чего-то похожего на Гаагский трибунала. Если бы не Россия (в большей степени) и Китай (в меньшей), узбекский лидер вполне реально мог разделить участь Слободана Милошевича. Впрочем, как известно, в политике оказанная услуга ничего не стоит — понятно, что России не стоило испытывать никаких иллюзий по поводу долгосрочности признательности узбекского руководства за содействие в выводе Ташкента из международной изоляции.

Такие шараханья и метания объясняются достаточно просто: у страны не так много политических и любых других ресурсов для того, чтобы иметь возможность реализовывать те громадные амбиции, которые есть у руководства этой республики. «Великоузбекские амбиции» и претензии на особое, центральное место в постсоветской Азии необходимо подкреплять политической поддержкой. И получать такую поддержку Узбекистан намерен из всех возможных направлений. Что Каримов, собственно, никогда и не скрывал.

Европейцы еще пару лет назад поняли, что США их просто использовали, «продавив на санкции» против Ташкента, и начали выстраивать отношения с Узбекистаном и в экономической, и политической сферах, постепенно отменяя санкции. Судя по всему, вскоре можно ожидать возобновления и военного партнерства по линии Узбекистан – НАТО. Но пока более активны американцы. Теперь, когда отношения с Западом потеплели, вновь наметилось стремление выстроить отношения «стратегического партнерства» не только с РФ (документ, включающий взаимные военные и оборонные гарантии, подписан в Москве в 2005 г.), но и с США и ЕС. Это «потепление» вызвано двумя причинами: энергоресурсы и Афганистан. Первое – это нужда Запада в узбекском газе, золоте, уране и хлопке. Кроме того, Узбекистан наряду с Казахстаном является потенциальным лидером всего Центрально-Азиатского региона. Это – государство, которое располагает самым большим демографическим и серьезным оборонным потенциалом.

И второе. В связи с активизацией талибов «северный транзит» (маршрут, по которому НАТО снабжает свою увеличивающуюся афганскую группировку), стал для альянса особенно важен. И главную роль в нём играет Узбекистан, территория которого используется как перевалочная база и основной наземный маршрут (для авто- и железнодорожных перевозок).

Впрочем, политические маневры Ташкента нестабильны и выглядят порой грубовато. Нельзя исключать того, что завтра (после какого-либо очередного «андижана») узбекское руководство опять возьмет курс на РФ и/или КНР[16].

Особо хотелось отметить такие страны как Туркмения и Таджикистан в плане необходимости больших исследовательских усилий как Института стран СНГ, так и экспертного сообщества в целом. Применительно к Туркмении важное значение для России имеет вопрос транспортировки энергоносителей. Для Таджикистана особенно актуален вопрос социально-экономического положения населения, его миграции и стабильности режима президента Эмомали Рахмона. В этой связи, важное значение мы придаем постоянному мониторингу экономической ситуации этих государствах и в Центрально-Азиатском регионе в целом (еженедельный обзор и ежемесячный анализ экономической ситуации в странах Средней Азии и Казахстане публикуется на Интернет-портале Института стран СНГ – «Матрик»).

Немаловажное значение Институтом уделяется кавказским исследованиям. И это вполне закономерно, так как в последние годы Южный Кавказ превратился в главную болевую точку постсоветского пространства. Именно здесь сплелись в сложный клубок интересы основных глобальных игроков, региональных держав и кавказских народов. Именно здесь внешнеполитические конкуренты России попытались прорвать «линию фронта», выйти к Каспию и замкнуть кольцо геополитического окружения нашей страны. И именно здесь в августе 2008 года Россия впервые за долгие годы дала решительный отпор своим внешнеполитическим противникам.

Институт стран СНГ находится на острие этой геополитической борьбы. В нем ведется работа на данном направлении в различных формах. В основе ее лежит углубленный анализ политических процессов в странах Кавказского региона и вокруг него. На основе этого анализа Институт регулярно готовит научно-практические материалы: доклады, записки, справки и предложения для Государственной Думы России, Администрации Президента, Правительства Москвы, Министерства иностранных дел, других российских ведомств и организаций, а также крупного бизнеса.

Ведется широкая информационно-идеологическая работа, разъясняется позиция Института в печати, на радио и телевидении, в интернет-изданиях и в личных беседах с иностранными дипломатами, экспертами и политологами.

Отрадно отметить, что в 2008 году эта работа увенчалась весомыми политическими результатами. Мы считаем, в том числе и своей заслугой, что позиция России по грузинскому вопросу претерпела принципиальные изменения и произошло долгожданное признание независимости Абхазии и Южной Осетии.

Таким образом, на Южном Кавказе возникает новая обстановка. Вытеснению России из региона, которой без малого два десятилетия не без успеха занимались США и Евросоюз, впервые противостоит возрастающая российская активность. Есть основания говорить, что после августовской войны 2008 года отступление России сменилось обратным ходом: расширением её присутствия в Закавказье. Это проявило себя в признании Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, заключении с ними военных договоров и соглашений об охране границ, создании российских военных баз на их территории и укреплении безопасности двух новых независимых кавказских государств, в ограничении возможностей для новых вооружённых поползновений с грузинской стороны и общем ослаблении международных позиций Грузии – западного протеже на Южном Кавказе. Существенны также более интенсивные посреднические усилия России в карабахском урегулировании, договорённость с Арменией о продлении сроков действия военной базы в Гюмри до 2044 года при сохранении хороших отношений с Азербайджаном и Турцией. Расклад сил выглядит по-новому, благоприятнее для России, чем два-три года назад.

Едва ли не главное теперь – закрепиться на новых позициях. Иначе говоря, быстро выиграв войну 2008 года, выиграть мир, что во многих отношениях сложнее. Речь идёт, прежде всего, об Абхазии и Южной Осетии, где наряду с очевидным укреплением государственности и развитием связей с Россией заметны возникающие негативные тенденции. В Абхазии это появившиеся антироссийские настроения, связанные, пожалуй, в первую очередь (хотя и не только) с однобокой, необъективной интерпретацией т.н. «мохаджерства», т.е. исхода абхазов в Турцию и на Ближний Восток в 19 веке. В Южной Осетии это, помимо коррупции, проблемы, возникающие по причине недостаточной заселённости территории.

Тема исхода абхазов в 19 веке нуждается во внимательном научном и экспертном анализе. В ней немало слабо исследованных сторон, оставляющих место для идеологически заданных антироссийских спекуляций. И в целом прошлое Абхазии в отдельные, причём довольно длительные периоды – это «терра инкогнита». Здесь для исторической, а также археологической науки открыт широкий простор. Недостаточно исследован и период, когда решением Сталина Абхазия была включена в состав Грузии. Это время стало полем жёстких идеологических столкновений. Тем более актуальны были бы посвящённые ему новые исследовательские работы.

Вопросы международного признания Абхазии и Южной Осетии как независимых государств нередко выносятся на первый план, особенно в СМИ. Хотя по сути это не вполне оправданно, ибо главный вопрос такого признания для двух этих стран решён Российской Федерацией. Объективно нет другого государства, чьё признание было бы для них столь же жизненно необходимо. Тем не менее вопрос стоит, Абхазия и Южная Осетия добиваются своего полноценного включения в систему международных отношений, и надо разбираться, с чем связаны основные трудности на этом пути. Здесь неизбежно возникает вопрос о Косово, и объективное сопоставление этих двух ситуаций в исторической, политической, экономической и других плоскостях имеет немалую ценность как научного, так и вполне прикладного порядка.

Отдельно стоят вопросы, относящиеся непосредственно к Грузии. Куда восходят корни того явления, которое можно определить как чрезвычайно азартное антироссийское поведение политической элиты Грузии со времени распада СССР – и при Гамсахурдия, и при Шеварднадзе, и при Саакашвили? Как произошло, что получившая независимость Грузия фактически не обнаружила желания договариваться с абхазами и югоосетинами, но, считая их своими этническими меньшинствами, провела против них шесть войн за 18 лет? Чем это объяснить? Каковы предпосылки этого случая, уникального на пространстве СНГ? Полем идеологической борьбы стала уходящая в глубину веков история российско-грузинских отношений. Её нельзя отдавать на откуп заряженным на противостояние с Россией профессорам Тбилисского университета. Может быть, наиболее актуальна история двух последних столетий Грузии, а также возникновения Грузинской ССР. Жизнь Грузии в составе российского государства рассматривается ныне в Тбилиси как результат сначала оккупации царским режимом, а затем – большевистской Россией. И хотя вал фактов опровергает такую постановку вопроса, наша наука недостаточно им занимается. Как недостаточно противодействует переписыванию истории периода Великой Отечественной войны, в которой сегодняшние грузинскими идеологи тщатся обелить и героизировать грузин, воевавших на стороне гитлеровской Германии.

Исключительно своеобразная обстановка складывается в треугольнике Азербайджан – Россия – Армения. У России хорошие отношения с обоими государствами, конфликтующими между собой. С Арменией – это союзнические отношения, с Азербайджаном – стратегическое партнёрство. Иногда можно слышать: мол, Россия балансирует между ними. Это неверно. Балансирование – категория пассивной политики, в которой определяющую роль играют независящие от России обстоятельства. Между тем, для нас решающее дело – обеспечение условий стабильности и мира на Южном Кавказе, а тут нельзя полагаться на логику противоборства между не примирившимися государствами, ставить себя в зависимость от неё. То есть Россия не балансирует, а занимается посредничеством, примирением, активно воздействуя на обе стороны. Но это значит, у нас должна быть своя собственная точка зрения на вопросы, лежащие в основе конфликта. Иначе говоря, необходимы исследования по истории Карабаха, а более всего – глубоко разработанная, объективная, научно обоснованная картина возникновения карабахского конфликта, т.е. причин и предпосылок его возникновения.

Серия вопросов связана с присутствием западных государств на Южном Кавказе. В чём состоят интересы США и Евросоюза в этом регионе? Возможно ли здесь сотрудничество между Россией и западными странами? Между Западом и теми странами СНГ, которые хотели бы шире использовать Кавказ в качестве удобного транспортного коридора? Если возможно, то на каких направлениях и на каких условиях? К Южному Кавказу проявляют интерес соседние Турция и Иран. Каковы возможности сотрудничества с ними для России, а также для стран Центральной Азии? В общем, вопросов, требующих вдумчивой и упорной работы на кавказском направлении немало[17].

Отдельного исследовательского внимания, на наш взгляд, требует мониторинг активности стран Ближнего и Среднего Востока, а также Юго-Восточной Азии на постсоветском пространстве и в государствах Центральной Азии и Казахстане в особенности.

Резюмируя тему востоковедческих исследовательских приоритетов Института стран СНГ, следует отметить необходимость объединения разрозненных усилий российских исследовательских центров с целью более эффективной практической реализации интересов России в Центральной Азии, на Южном Кавказе и Причерноморье.