Накануне RU
В Казахстане прошли выборы в нижнюю палату парламента – Мажилис. Главной неожиданностью стало то, что парламент перестанет быть однопартийным. Впрочем, успехи двух оппозиционных партий едва ли можно считать значительными – они несущественно преодолели 7-процентный порог. С правящей партией «Нур Отан», набравшей 80%, в парламенте будут вести диалог коммунисты (КНПК) и партия среднего класса и мелкой буржуазии – «Ак Жол». В политической жизни Казахстана есть много аналогий с российской действительностью. Как и у нас, оппозиция лишь носит соответствующую вывеску, а в действительности оглядывается на администрацию, говорят политологи. Как же воспримет итоги выборов население Казахстана? Не последует ли за событиями в Жанаозене и прошедшими выборами «центрально-азиатская» весна? Или сделанный выбор отражает чаяния народа?
На выборах в парламент Казахстана пропрезидентская партия «Нур Отан» набирает 80,74%, «Ак Жол» — 7,46% коммунистическая партия – 7,2%.
Кроме того, за партию патриотов Казахстана проголосовало 0,89% избирателей, за партию «Адилет» — 0,66%, за партию «Ауыл» — 0,46%, за Общенациональную социал-демократическую партию — 1,59%, Партию патритов — 0,89%.
Для попадания в парламент установлен 7-процентный порог. Между тем, новое законодательство Казахстана делает необходимым присутствие второй партии, даже если она не набрала 7% голосов.
Итоги выборов в Казахстане для Накануне.RU прокомментировал завотделом Центральной Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.
Вопрос: Как Вы оцениваете итоги прошедших выборов? Можно ли сказать, что фактор Жанаозена сыграл какую-то роль?
Андрей Грозин: Неожиданностью стало, пожалуй, то, что двум партиям удалось преодолеть 7-процентный барьер. Многие эксперты были убеждены в том, что никому 7% пройти не удастся и что в парламенте будет две партии, чего требует новое законодательство. «Ак Жол» в качестве спарринг-партнер партии власти «Нур Отан» рассматривался всеми и именно его прочили в качестве наиболее вероятного кандидата на прохождение в Мажилис. То, что прошла Коммунистическая народная партия Казахстана, — в определенной степени неожиданность, но и это можно было, в принципе, предсказать, судя по достаточно наступательной предвыборной кампании, с одной стороны, с другой стороны, по той поддержке, которую ей оказывала администрация президента. Кроме того, на имидж так называемых народных коммунистов сыграла и общая ситуация – полевение электората, которое наблюдается на всем постсоветском пространстве. А наши политические процессы, казахстанские и российские, вообще очень похожи. Да, естественно, там есть своя специфика, но с точки зрения макрополитики, электоральной политики, есть очень много схожих моментов. Кроме того, ясно, что сконструированная в свое время администрацией коммунистическая партия устраивает власть полностью, в отличие от КПК – бывшей партии, которой не дали возможности участвовать в выборах под весьма спорными предлогами. Естественно, весь электорат, который настроен протестно, был вынужден голосовать за партию Косарева, просто выбирая лучшее из худшего. Ведь и в «Ак Жол», насколько можно судить, смена руководства была инспирирована в высших эшелонах власти республики. Она позиционировала себя как партия среднего класса, мелкой буржуазии.
Вопрос: Аналог нашей «Справедливой России»?
Андрей Грозин: Да, в каком-то смысле. Ясно, что электорат подобного рода партии невелик. Кто-то голосовал за радикальную оппозицию, но власть была не заинтересована в том, чтобы такая самая конструктивная часть неконструктивной оппозиции попала в парламент. Поэтому прошли коммунисты Косарева.
Вопрос: И что это значит для республики? Ведь президентская вертикаль в ней, так или иначе, останется ведущей?
Андрей Грозин: Действительно, итоги выборов не несут серьезной интриги, парламент перестанет быть однопартийным, что улучшит имидж страны, а «цивилизованное сообщество» очень долго добивалось того, чтобы в парламенте заседала не одна партия, а хотя бы две или три. Вопросы со стороны «вашингтонского обкома», что называется сняты. Но я думаю, что делалось это не столько для того, чтобы меньше спрашивали в этом «обкоме», сколько, исходя из общих электоральных тенденций и в Центральной Азии, и на постсоветском пространстве в целом. Наступивший год будет очень сложным – и в экономическом, и в социальном смысле для всех государств, ориентированных на так называемую сырьевую модель развития, — что для России, что для Казахстана, что для Узбекистана, Туркмении и Азербайджана. Спрос на наше сырье падает на европейских рынках, вполне возможно, что начнется падение спроса на постсоветское сырье и у наших восточных соседей.
О том, как будет развиваться экономика Китая, сейчас очень много спекуляций. Но если там будет общее замедление, синхронизированное с западной рецессией, то денег в наши бюджеты будет приходить меньше, а социальные расходы будут урезаться, поэтому будет расти градус социального недовольства, тем более, в Казахстане, где прошлый год охарактеризовался появлением таких явлений, как исламистский терроризм и как события в конце декабря на западе страны – расстрел в Жанаозене, нанесший очень серьезный удар по имиджу республики и действующего президента.
Я так понимаю, основной целью власти было стремление продвинуться по пути реформы политической системы. Необходимость этого не отрицается и основными спичрайтерами власти. Политическая система застряла где-то в 90-х, и в связи с резким ростом вызовов, которые сейчас есть, необходима выработка более гибкой политической системы, которая бы более здраво реагировала на вызовы, в том числе, на подобия жанаозенских событий. Очевидно, новый парламент, где появятся пусть и управляемые, но хотя бы по названию оппозиционные партии, будет более гибким, многоголосым, разнообразным, а это уже само по себе предполагает большую гибкость системы. Последние месяцы работы Мажилиса продемонстрировали полную неспособность парламента решать хоть какие-то значимые для страны вопросы. Мажилис превратился в машину по штамповке одобряющих виз на документы, которые приходили из правительства.
Вопрос: В связи с упомянутой Вами схожести процессов в России и Казахстане можно ли ожидать в республике того, что было у нас после 4 декабря? 80% «Нур Отана» способны вызвать аллергию общества, как у нас 50% у «Единой России»?
Андрей Грозин: В Казахстане, несмотря на параллелизм многих процессов, общество гораздо более архаизировано, деполитизирвано, более патерналистски настроено. Для них слово «стабильность» значит гораздо больше, чем для нашего городского сословия, столичного, в особенности. Они в этом смысле еще находятся там, где мы находились в конце 90-х. Они понимают, что стабильность – это непреходящая ценность, за которую надо держаться, и для них она является гораздо более значимой ценностью, чем какие-то абстрактные ценности другого порядка, тем более, привнесенные извне.
Вопрос: Но таким ценностям сильно подвержено и белорусское общество, однако мы видели акции протеста после последних выборов президента.
Андрей Грозин: Сконструировать извне все эти процессы, безусловно, можно, и то, что происходит в России, на мой взгляд, — это явная демонстрация того, что современное информационное общество гораздо более манипулируемо, чем, допустим, то, которым управляли только через телевизор. Да, внешний импульс, который может инициировать эти процессы, возможен, но я пока не вижу поля для того, чтобы в Казахстане подобного рода процессы можно было бы запустить. Да,появляются совершенно неожиданные вещи, как расстрел на западе Казахстане, которые, мягко говоря, никак не способствует сохранению стабильности в обществе, а, скорее, подрывает стабильность, на которую молится большинство населения. Подобные эксцессы могут повториться по тем или иным причинам. Но есть один маленький нюанс, помимо разницы в ценностных ориентациях. Тут есть и сугубо технологические вещи.
Вопрос: Распространение интернета?
Андрей Грозин: Сколько людей регулярно пользуются сетью в России? Гораздо больше, чем в Казахстане. Казахстанское общество пока в этом смысле гораздо менее подготовлено к тому, чтобы ориентироваться на какие-то «болотно-сахарные» сюжеты. Но это не дает гарантий защиты, однако я не думаю, что в том же «вашингтонском обкоме» кто-то всерьез сейчас заинтересован в том, чтобы раскачать ситуацию в Казахстане.
Вопрос: Почему же? Вслед за Ливией на очереди уже Иран.
Андрей Грозин: Да, многим не нравится, что строит Россия вместе с Казахстаном и Белоруссией, но не настолько, чтобы пытаться действовать так, как в Египте или уж тем более в Ливии. Слишком это далеко, слишком много экономических интересов. Где-то год-два у Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Узбекистана, да и у Туркмении есть на то, чтобы попытаться выстроить более устойчивые политические системы. Там, несмотря на все разговоры о стабильности, все не так просто и не все власть контролирует. Камешек, который может вызвать лавину, может покатиться гораздо быстрее, чем все мы ожидаем.
Кроме того, где Египет и где – Казахстан? Казахстан – государство, зажатое, в первую очередь, между Россией и Китаем. И в Пекине, и в Москве прекрасно понимают, что реализация цветных сценариев несет прямую угрозу национальным интересам. Они будут им противодействовать и использовать самый широкий арсенал методик. Если начнется эффект домино в одной из стран Центральной Азии, а этого, к счастью, не случилось в 2005 и в 2010 годах в Киргизии, то нетрудно предугадать, что «посыпятся» все центрально-азиатские государства. Одной страной дело уже не ограничится. Поэтому и в Пекине, и в Москве, и в Тегеране это прекрасно понимают, стараясь выстроить самые разнообразные механизмы компенсации возможных новых угроз.
Почему ситуация в Казахстане ухудшается последние годы? Не только потому, что есть происки внешних врагов суверенитета. Не они в конечном итоге рушат режимы. Они могут дать толчок тому или иному процессу. Все проблемы, в конечном, итоге, разворачиваются на внутренней почве, и в преддверии смены лидеров в ключевых центрально-азиатских государствах необходимо создать более гибкие системы реагирования на вызовы, включающие не только одного президента и его администрацию, которые за все отвечают, но и правительство, и парламент.