Его апология «заукраинства» («Урок русского»,№162) никаким уроком русских смыслов, истории и языка не является, скорее, наоборот.

Как и все создатели доктрины «украинства», он просто говорит неправду.

Он приписал Петру Валуеву фразу о том, что «никакого малороссийского наречия не было, нет и быть не может».

Это похоже на подлог, причем смысловой.

Валуев вообще ничего подобного не говорил, а вот великий малороссийский филолог Михаил Юзефович сказал очень точную фразу: » Сами малороссы говорят, что никакого отдельного от русского малороссийского литературного языка не было, нет и быть не может». Чувствуете разницу?

Еще более красноречиво участие Северо- и особенно Юго-Западной Руси в создании общерусского литературного, «книжного» языка. Смело можно сказать, что участие это — преобладающее: грамматика, лексика, орфография и первые церковно-славянские и русские словари созданы во Львове, Киеве и Вильне.

Какова же была языковая ситуация в середине ХУП в. в Юго-Западной Руси? Она обрисована в грамматике Иоанна Ужевича (1643 г.). В ней описывается «Lingua sacra” или “словенороссийский язык” (так именовался церковно-словянский) — высокий книжный язык, язык богослужения и богословия, lingua slavonica или “проста мова”- гражданский, светский литературный и деловой русский язык, и “lingua popularis” — диалектная речь. (БА.Успенский «Краткий очерк истории русского литературного языка (Х1-Х1Х в.в.) М, 1994). В Киеве в 1627 г. «протосингел от Иерусалимского патриаршего престола и архитипограф Российския церкви» ученый монах, подлинный энциклопедист того времени Памва Берында издает толковый словарь «Лексикон словенороссийский или слов объяснение». В нем «руская» речь (в послесловии к Киевской Постной Триоди 1627 г. Берында называет «просто мову” «российской беседой общей»), противопоставляется народным диалектам — «волынской» и «литовской» мове. Кодификация «словенороссийского» языка была произведена в основном в Киеве, Львове и Вильне. «Грамматика» Мелетия Смотрицкого стала учебником церковно-славянского языка для всей Русской Церкви буквально на века. «Проста мова» стала основой общерусского литературного языка»… Действительно, «проста мова» не оказала почти никакого влияния на современный украинский и белорусский литературный языки… Однако, на историю русского литературного языка «просто мова» как компонент юго-западнорусской языковой ситуации оказала весьма существенное влияние. Достаточно указать, что если сегодня мы говорим об антитезе «русского» и «церковнославянского» языков, то мы следуем именно югозападнорусской, а не великорусской традиции… Это связано с тем, что условно называется иногда «третьим южнославянским влиянием», т.е. влиянием книжной традиции Юго-Западной Руси на великорусскую книжную традицию в ХУП в.: во второй половине ХУП века это влияние приобретает характер массовой экспансии юго-западнорусской культуры на великорусскую территорию» (Б.А..Успенский «Краткий очерк истории русского литературного языка (Х1-Х1Х в.в.) М, 1994).

«Говорят, что Петр Великий гражданскую печать выдумал, а, оказывается, он, просто-напросто, заимствовал ее у галичан у прочих малорусов, которые употребляли ее еще в ХУ1 в. Заголовки многих грамот и статутов, виденные мною в Ставропигии, начерчены чисто нашими гражданскими буквами, а текст, писанный в ХУ1 в. — очевидный прототип нашей скорописи и наших прописки елисоветинских и екатерининских времен». («Галичина и Молдавия. Путевые письма Василия Кельсиева, С-Петерб., 1868).

Что касается диалектов «волынской», «литовской» и многих других мов, то о «целесообразности» создания на их основе местных литературных языков лучше всего сказал замечательный галицко-русский историк Денис Зубрицкий в своем письме к М.А.Максимовичу: «…Ваши мне сообщенные основательные и со систематической точностью изданные сочинения — откуда идет русская земля, и исследование о русском языке читал я с величайшим любопытством и вниманием. Вы опровергли сильным словом мечтательные утверждения писателей и выдумки как о происхождении народа, так и о русском языке, которые мне всегда не нравились… Что касается до наречий русского языка, то их бессчётное число) внимательный наблюдатель, странствуя по русской земле, найдет почти в каждом округе, даже в каждой деревне, хотя и неприметное различие в произношении, изречении, прозодии, даже в употреблении слов, и весьма естественно. По исчислению г-на Шмидель Litterarisce Anreiger 1882 г. есть 114 наречий немецких столь одно от другого расстоящих, что немец Друг друга никогда не разумеет, но язык есть всегда немецкий, и невзирая на сие, ученые немцы в Риге, Берлине, Вене и даже в Страсбурге употребляют в книгах и общежитии лучших обществ одно словесное наречие. Я бы желал, чтобы и русские тем примером пользовались…» (Путями истории, Т.2. Изд. Карпато-русского литературного общества, Нью-Йорк, 1977).

Что же касается создания литературы на «киево-полтавской мове», то здесь уместно процитировать Н. Костомарова: «Пока польское восстание не встревожило умов и сердец на Руси… самое стремление к развитию, малороссийского языка и литературы не только никого не пугало признаками разложения государства, но и самими великороссами принималось с братской любовью» (Н. Ульянов, «Происхождение украинского сепаратизма», М. 1996). Все это дало повод известному русскому философу Николаю Трубецкому утверждать, что «та культура, которая со времен Петра живет и развивается в России, является органическим и непосредственным продолжением не московской, а киевской, украинской культуры», что русская культура в ее малороссийской редакции.

Малороссийское наречие есть, но малороссы создавали общерусский литературный язык, поэтому они и первые выступили против фабрикации «украинского литературного языка», а один из его создателей, Пантелеймон Кулиш, добровольно заявил о возвращении к общерусскому литературному языку, так как его «кулешовка», по его же признанию, «стала орудием раскола Руси».  Покаявшиеся, вернувшиеся в общерусский лагерь столпы «украинства»-Михаил Максимович (написавший в итоге манифест общерусского единства «О наименовании Киевской Руси Россией» и Пантелеймон Кулиш , написавший в итоге «Историю воссоединения Руси», являются опровержением главного тезиса Прилепина и всей украинской пропаганды о необратимости «украинства».

Захар Прилепин, таким образом, пытается выставить противников «украинства» идиотами,  отрицающими факт существования малороссийского наречия русского языка.

И рассказывает сказки  о том, что украинцы уже не были русскими в 17 веке, хотя малороссы насмерть шли за право быть русскими и стали идеологами воссоединения, и Российской    Империи. Прилепин нагло врёт о «народном культе Шевченко в 19 м веке», хотя этот культ создавали питерские революционеры. Прилепин молчит о реальном народном культе Пушкина и русского языка на Галицкой Руси, где в 8 сёлах, начиная с Заболотовцев, народом было поставлено 8 памятников Пушкину .  Шевченко, которого сделала «великим поэтом» исключительно петербургская революционная интеллигенция, там знать не хотели. А греко – католические власти  (до Шептицкого, который демаргинализовал «украинство» путем геноцида Галицкой Руси, УГКЦ называлась «Русской Греко – Католической Церковью») запрещали Шевченко, как нигилиста и богохульника, коим он, собственно, и был. Прилепин молчит о галицком русском возрождении, утопленном украинствующим  меньшинством во главе с униатским митрополитом Шептицким в крови концлагерей, таких, как » Талергоф».

Не соответствующими истине являются и утверждения Прилепина о том, что, якобы, русская литература, признала «украинство». Революционная литература признавала все, что поможет революции, воспевала Шевченко и терроризм, у революционного террориста, убившего императора Александра Второго, нашли томик Некрасова.

А вот великая русская литература (Достоевский, Гоголь, Тютчев), в том числе карпаторусская (Шашкевич, Вагилевич, Головацкий, Вергун, Карабелеш, Ваврик, Бузина) стояла на страже русского «триединства» и острым словом разоблачала попытки его разрушить.

Об Олесе Бузине следует сказать отдельно. Прилепин, по сути, тщетно пытается его опровергнуть и убить его наследие вслед за физическим убийством нацистами. Ведь Олеся убили именно за «Воскрешение Малороссии», которую Прилепин похоронил, и за «Вурдалака Тараса Шевченко», которого Прилепин поднимает на щит.

В своем «Вурдалаке Тарасе Шевченко» Олесь развивает мысли фундаментального труда протоиерея Иоанна Чернавина «Тарас Шевченко и его религиозно – политические идеалы», в котором сравнивает преображение Пушкина от безбожия и масонства к православной имперскости, и деградацию Шевченко к нигилизму, атеизму, революции и русофобии, в том числе малороссофобии. Последняя тема развита нашим современником профессором Аркадием Минаковым, который на примере «поэзии» Шевченко, который называл киевскую археологическую экспедицию митрополита Евгения (Волховитинова) чуть ли не варварским гробокопательством. Страх Шевченко можно понять, ведь научные, в том числе археологические, данные однозначно свидетельствуют о том, что Киев- русский, а не «украинский» город, где испокон веков русские живут.

Прилепин является ходячей иллюстрацией тезиса В. Шульгина, высказанном в его блестящей работе «Украинстующие и мы», что когда «украинствующему» приводишь тысячи фактов , он отвечают «тем хуже для фактов».

Вся проблема в том, что всю эту апологию лжи » украинства» показывает НТВ, а должно показать правду о «Талергофе» и лжи мазепиной. Если «Малороссийскую библиотеку«,  показать на НТВ, «украинства» через полгода не будет за пределами униатской Галиции. Но пока там Прилепин, который в своем «заукраимнстве» опирается на ветерана уральского «Ельцин-центра» Сергея Белякова, который в своих буйных «заукраинских» галлюцинациях нашел «ненависть к москалям» даже в «Мертвых душах».