Алексей Полтораков, к.полит.н.

В рамках традиционной европейско-евразийской геостратегической парадигмы такие страны как Украина и тем более Белоруссия (а с ними Молдавия, Прибалтика, частично Польша и пр.) воспринимались как находящиеся «в тени» России. Однако нынешнее развитие событий на «европейском пространстве» заставляет под новым углом посмотреть на данный стереотип, «расширив» тем самым восприятие непростых трансконтинентальных процессов в политической, экономической и прочих сферах.

Именно под подобным углом зрения стоит посмотреть на очередную инициативу «Восточного партнерства» ЕС – прежде всего в части, посвященной развитию отношений с Украиной и Белоруссией, «наложенному» на отношения Запада с Россией. В первом приближении, подобную инициативу можно обрисовать в терминах транзитных сценариев – как переход из одной (российской) тени в другую (европейскую) тень.

Действительно, если верить главе белорусского МИД С. Мартынову, сейчас даже для традиционно «закрытой», «пророссийской» и т.п. Белоруссии возможное членство страны в Евросоюзе и даже НАТО более не закрытая для обсуждения тема: Минск хочет отойти от «чрезмерной зависимости от России» и улучшить отношения с Брюсселем (Tageszeitung, 12 февраля).

Украина, в свою очередь, достаточно оптимистично (как обычно) восприняв начало очередного проекта «Восточного партнерства» ЕС (вспомним «Специальное партнерство» ЕС и иже с ним), расценила инициативу как очередной прорывной шаг на пути в члены ЕС. Напомним, что «Восточное партнерство» предусматривает новые ассоциированные соглашения, включая соглашение о свободной торговле, заключение пактов о мобильности и безопасности, предусматривающие более свободное легальное передвижение внутри ЕС, более тесное сотрудничество в области энергетики, т.д.

Действительно, уже предварительные перспективы от реализации проекта охватывают целый Балто-Черноморский регион, в котором наши страны выступают в качестве ключевых субъектов-коммуникаторов. Среди наиболее принципиальных можно вычленить все более актуальную тему энергетики и не менее актуальную тему транспорта. Именно эти темы стали ключевыми на встрече глав МИД Литвы, Беларуси и Украины, прошедшей 14 февраля в Вильнюсе.

Энергетика. Глава МИД Украины (на тот момент) В. Огрызко заявил о готовности поставлять электроэнергию в Литву через Беларусь (реализация этого проекта, нашедшая поддержку на уровне президентов, предусмотрена Дорожной картой развития стратегического партнерства между Украиной и Литовской Республикой на 2009-2010 гг.)[1]. С этой целью в Вильнюсе прошли консультации экспертов трех стран – соглашение о транзите украинской электроэнергии в Литву через Беларусь может быть подписано уже в мае.

Транспорт. Министры Литвы, Беларуси и Украины заявили о необходимости «совершенствования взаимодействия трех стран по обеспечению функционирования поезда комбинированных перевозок «Викинг»», т.к. реализация этого проекта даст возможность не только усовершенствовать транспортную систему Балто-Черноморского экономического пространства, но и расширить географию грузовых перевозок.

Эти два показательных примера свидетельствуют, что перспективы развития транс-европейского (в смысле участия членов и не-членов ЕС) геоэкономического сотрудничества предусматривают наполнение реальными конкретными проектами.

Вместе с тем, переведение геоэкономического сотрудничества в плоскость достаточно «узких» (преимущественно «прикладных») проектов является своеобразным «лакмусом», с помощью которого можно обрисовать не только евроинтеграционные «приоритеты» (которые для Украины и даже Беларуси несомненны), но и евро(дез)интеграционные «реалитеты» (которые для нас несколько сомнительны).

Прежде всего, стоит указать, что подобные транс-европейские проекты (по меткой оценке главы МИД РБ С.Мартынова: «Само партнерство – это оболочка, скорлупа…») оставляют «за скобками» принципиально важные для Украины вопросы создания зоны свободной торговли Украина-ЕС или вопросы перехода на безвизовый режим.

Даже оптимистические объяснения германского госминистра Гернота Эрлера не успокаивают: «»Восточное партнерство» предусматривает интенсификацию существующей политики добрососедства на принципах дифференциации, т.е. отношения ЕС с каждым из этих государств будут развиваться по-разному, в зависимости от осуществления ими необходимых реформ». Ведь, как известно, подобные оценки со стороны ЕС[2] всегда характеризуются избыточным субъективизмом, что эффективно используется в политических целях.

Понятно, что в подобных условиях (рассмотрения в едином «пакете» Украины, Беларуси, Молдовы, а также «не совсем европейских» стран Кавказа) перспективы подписания масштабного Соглашения про ассоциацию (Украины с ЕС) переносится на долгосрочную перспективу. Действительно, по мнению депутата польского Сейма Павла Залевского, в последние годы в ЕС активно формируется сфера внешних интересов, но до сих пор сообщество реализовывало их лишь на средиземноморском, африканском или ближневосточном направлениях – а вот Восточная Европа и, в частности, Украина не входили в сферу внешнеполитических приоритетов Запада; причиной тому стала реакция Евросоюза на внешние вызовы после их проявления. Т.е. очевидная слабость ЕС – в отсутствии четкой перспективы развития отношений со странами Восточной Европы («Киевский ТелеграфЪ», 18 февраля).

Кроме того, потенциальная актуализация европейской составляющей украинской многовекторной политики автоматически вступает в резонанс со все более непростыми украинско-российским отношениями. Идея подобных проектов вполне ясна – максимально отдалить Украину и Беларусь от России, предложив им перспективу (!) максимального приближения к ЕС – снова «оставляя за скобками» перспективы скорого выхода на ассоциированное членство (для Украины) или полный отказ от международной изоляции (для Беларуси).

Так, результаты исследования Центра социальных исследований «София», показывают, что 82,8% опрошенных граждан Украины оценивают нынешние отношения между Украиной и Россией как «скорее плохие» или «очень плохие»[3]. И это при том, что 63,9% (около двух третей!) опрошенных хотели бы, чтобы Украина и Россия были независимыми, но дружественными государствами – с открытыми границами, без виз и таможен.

Наиболее ярким примером реализации подобного сценария является разворачивающийся нынче в украинском политикуме скандал, связанный с поиском украинским правительством внешних (иностранных) источников получения масштабных кредитов. Наиболее перспективным кредитором на данный момент финансовым экспертам (причем не только украинским, но и европейским!) видится Россия – с которой правительство Ю. Тимошенко рассматривает вопрос получения кредитного транша в размере около 5 миллиардов долларов.

Парадоксальность данной ситуации проявляется в следующем:

С одной стороны, в условиях сложной внутренней ситуации (системные и структурные финансовые проблемы, в т.ч. скандал вокруг главы НацБанка, отставка главы МинФина) «финансовый климат»[4] на Украине оценивается крайне негативным для возможного вкладывания средств («деньги любят тишину»), а сама Украина (что балансирует на грани финансового дефолта) – ненадежным заемщиком. В подобных условиях серьезные западные кредиты (вплоть до очередного транша МВФ) являются практически «закрытыми» для Украины – т.б. на фоне перманентно сложной финансово-экономической ситуации в большинстве стран Запада. В подобных условиях «российский вариант» является едва ли не единственным возможным кредитно-финансовым ресурсом.

Так, например, известный американский эксперт, Андерс Аслунд (Peterson Institute for International Economics) суммирует: «С одной стороны – Украине нужны деньги, а с другой – скажем, для США было бы очень трудно оказать такую поддержку Украине из-за ряда внутренних причин. Правда, ЕС мог бы оказать такую помощь вам, впрочем, он имеет другие проблемы в повестке дня. Например, европейские банки, которые сделали большие инвестиции в Восточную Европу. Для россиян – это хороший способ показать, насколько они в действительности поддерживают Украину. Здесь я поддержал бы гармонизированные действия Запада, и в таком случае Украине не стоит отказываться от российских денег. Но вопрос в том, может ли Запад что-то предложить» («ГлавРед», 18 февраля).

С другой стороны, на фоне обострения российско-украинских отношений (особенно в контексте «газового скандала» и неоднозначной трактовки оценочных высказываний В. Черномырдина) резко обострившийся в украинском медиа-политическом пространстве «российский дискурс» существенно осложняет поиск оптимального варианта реализации подобных финансово-экономических проектов. В очередной раз сказывается излишняя политизация всего спектра (в т.ч. «технического» – финансово-кредитного) украинско-российских отношений. В подобных условиях псевдо-«угрозы» попадания после получения российского кредита в политико-экономическую зависимость от России являются преимущественно инструментом политических манипуляций в контексте приближения президентской избирательной кампании[5].

Подобные настроения регулярно находят свое яркое отражения в результатах социологических опросов. Так, по данным исследования, проведенного Центром социальных исследований «София» 3-12 февраля (опрошено 2018 респондентов, статистическая погрешность не превышает 2,2%), одной из главных причин недавнего газового кризиса:

42,2% респондентов назвали неспособность Президента Украины Виктора Ющенко договориться с Россией,

24,3% таковой считают прозападную политику Украины,

18,1% – неспособность премьер-министра Юлии Тимошенко договориться с Россией,

15,5% – желание В.Ющенко и некоторых политиков из Партии регионов вернуть в схему газовых отношений посредника – компанию «РосУкрЭнерго».

Для сравнения, согласно результатам опроса КМИС, 40,3% граждан считают, что наибольшую ответственность за срыв переговоров о поставках газа в Украину в конце прошлого года несет Президент Украины В.Ющенко.

Выводы

Рассматривая развитие геостратегических отношений в рамках двух взаимопересеченных «треугольников» (ЕС – Украина – РФ и ЕС – РБ – РФ), нельзя обойти вниманием целый спектр принципиальных проблем, могущих более чем негативно отразиться на их перспективах.

Прежде всего, практически непреодолимой проблемой остается излишняя субъективизация отношений.

В практической плоскости производной этого стереотипа является декларативность идеи «экономизации внешней политики» – которая на практике оборачивается «политизацией (внешне)экономических связей»:

Ø с одной стороны, определенные взаимовыгодные экономические проекты (начиная с геоэнергетических и заканчивая геофинансовыми) становятся заложниками внешнеполитической конъюнктуры – становятся не объективной целью, а субъективным предметом торга;

Ø с другой стороны, политические проблемы очень быстро переходят в экономическую плоскость – порождая своеобразный «климат недоверия», переходящий в интенсификацию политического торга и отражающийся на снижении экономических и имиджевых рейтингов наших стран (инвестиционных и пр.), что в условиях мирового кризиса является более чем серьезной угрозой.

Ø скорость и полнота геополитического разворота Беларуси и Украины к Европе обусловлена визуальной «дискретностью» их национальных интересов – перед «конкретностью» их европейских и российских визави, где последние играют поведенческообразующую роль.

В подобной ситуации предлагаемые и достаточно широко рекламируемые проекты ЕС в рамках «Восточного партнерства» являются своеобразным «геостратегическим паллиативом», лишь затеняющим наличие своеобразного «стеклянного занавеса», который пролегает между «большой Европой» (ЕС) и такими странами как Украина и Беларусь.

Вместе с тем, прозападные медиа (и в первую очередь достаточно доминантные антироссийские) муссируют идею наличия «стеклянного занавеса» между… Россией и Украиной и даже (частично) между Россией и Беларусью (!). Тем временем, общества на Украине и в Беларуси переживают внутренне сложный период (ре)идентификации роли Европейского Союза в формировании внутренней политики обеих стран. В свою очередь, «общественное мнение» (в Беларуси и, частично, на Украине) стоит перед серьезным «двойным» (социокультурным и политико-экономическим) испытанием включения в критический общеевропейский дискурс.

В подобных условиях более чем актуализируется потребность в налаживании масштабного социально-политического диалога (в рамках указанных «треугольников») на смежных с государственно-политическим уровнях – начиная с политико-политологического («дипломатии второго плана») и заканчивая уровнем «экспертного сообщества».