11 декабря 2016 г. прошла Тегеранская международная конференция по безопасности «Система региональной безопасности в Западной Азии» (под Западной Азией в Иране понимают Ближней и Средней Восток в расширенном толковании, включая Южный Кавказ и Центральную Азию), организованная Тегеранским институтом международных исследований (Tehran International Studies and Research Institute). В ней приняло участие порядка 300 участников, в подавляющем большинстве – представители Исламской Республики Иран (ИРИ). Из иностранных участников были представлены ЕС (Бельгия, Италия, Франция), Китая, Турции, Ливана, Туниса, Марокко и ряда других государств. Я был единственным российским представителем на этой конференции. Скорее всего, посольство Российской Федерации в Исламской Республике Иран (ИРИ) в ней не участвовало.
О высоком уровне представительства на указанной конференции свидетельствует тот факт, что ее открыл Али Лариджани, спикер Меджлиса (однопалатного парламента ИРИ, его официальное название — Исламский консультативный совет). В ходе пленарного заседания свои доклады сделали: бригадный генерал Хоссейн Дехган, министр обороны и логистики вооруженных сил ИРИ; Мохаммад Джавад Зариф, министр иностранных дел ИРИ; Абдолреза Рахмани-Фазли, министр внутренних дел и руководитель Государственного совета безопасности ИРИ; контр-адмирал Али Хамхани, секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ. В основном их доклады носили общий характер. При этом Мохаммад Джавад Зариф больше обращался к Западу, который не идет на реальное сотрудничество с ИРИ.
По имеющейся информации в иранском руководстве существует разделение функций: министр иностранных дел Мохаммад Джавад Зариф отвечает за отношения с Западом, а Али Акбар Велаяти, советник по международным делам Духовного лидера ИРИ Али Хаменеи, — за отношения с Россией и Китаем. На данной конференции Али Акбар Велаяти отсутствовал, что говорит об инициативе ее проведения со стороны президента Хасана Роухани. В середине мая 2017 г. в ИРИ состоятся президентские выборы, на которых Хасан Роухани собирается участвовать. Возможно, что указанная конференция имела к этому некоторое отношение.
О высоком статусе конференции свидетельствует и тот факт, что она прошла в конференц-центре Ghalam conference hall, расположенном в наиболее престижном северном районе Тегерана. Этот конференц-центр был специально построен для проведения крупных международных мероприятий в рамках Организации исламского сотрудничества.
Накануне этого мероприятия секретарь Тегеранской международной конференции по безопасности Джалал Дехкани Фирузабади сообщил, что безопасность на Ближнем и Среднем Востоке будет сформирована при участии расположенных в регионе стран, поэтому возникла потребность в обсуждении вопросов безопасности между высшими представителями органов исполнительной власти ИРИ и академическим (научным) сообществом. При этом он отметил: «Многие пытаются внушить, что Иран стремится к региональной гегемонии, в то время как представленное изображение Исламской Республики не соответствует существующим реалиям, и Тегеранская международная конференция по безопасности может исправить это представление и окажет влияние на принятие решений в регионе». Джалал Дехкани назвал терроризм одной из главных причин отсутствия безопасности в регионе, особенно в Западной Азии.
В рамках Тегеранской международной конференции было одновременно проведено десять секций по следующей тематике:
1) теоретические и концептуальные принципы формирования системы региональной безопасности;
2) природа становления региональной системы безопасности;
3) внерегиональные державы и региональная система безопасности;
4) региональные державы и региональная система безопасности;
5) региональные вызовы и возможности;
6) появляющиеся проблемы и система безопасности в Западной Азии;
7) международная политэкономия и возникающая региональная система безопасности;
8) перспективы региональной системы безопасности в Западной Азии;
9) Исламская Республика Иран и возникающая региональная система безопасности;
10) архитектура системы безопасности в Западной Азии.
В рамках последней секции я сделал доклад на тему: «Архитектура структуры безопасности в Западной Азии: взгляд из Москвы». В своем докладе отметил, что сейчас происходит изменение глобального баланса сил. Роль США в мире постепенно снижается, что возлагает больше ответственности на региональные державы, которые будут все активнее вовлекаться в разрешение региональных проблем. Это отчетливо проявляется в Сирии, где уже сейчас американцы не имеют решающей роли. В дальнейшем, урегулирование сирийского кризиса во многом будет зависеть от взаимодействия России, Турции и Ирана с вовлечением в этот процесс Китая и ряда других внешнеполитических игроков.
Присутствие же в Сирии США и их союзников (за исключением Турции, которая является членом НАТО, но имеет с Вашингтоном сложные отношения) будет носить ограниченный характер, как и Саудовской Аравии и других Аравийских монархий Персидского залива. Несомненно, что Россия пришла на Ближний Восток надолго. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что в середине октября 2016 г. президент РФ Владимир Путин подписал закон о ратификации соглашения между Россией и Сирией о бессрочном размещении на территории последней военной базы «Хмеймим». При этом, согласно тексту документа, все российские военные и персонал базы будут обладать дипломатическим иммунитетом. Сейчас обсуждается вопрос о создании в Сирии российской военно-морской базы в Тартусе. Это позволит Москве контролировать всю восточную часть Средиземного моря.
В России стараются не вмешиваться в иракский кризис, который во многом носит характер сунитско-шиитского противостояния. Вполне возможно, что в перспективе эта страна распадется на несколько частей, и Москва не хочет быть на стороне либо шиитского Ирана, либо суннитской Саудовской Аравии. Это касается и Иракского Курдистана, который, скорее всего не сможет стать ядром «Великого Курдистана», в том числе по причине внутренней раздробленности (в частности, там имеет место противостояние между кланами Барзани и Талабани, серьезное недопонимание существует и между сирийскими и иракскими курдами). Но это не исключает укрепления сотрудничества Москвы одновременно и с Багдадом, и Эрбилем, в том числе в военно-технической сфере.
Другое дело – Йемен. Исторически, Россия имела хорошие связи с Южным Йеменом. Это стало одной причин того, почему она не поддержала проживающих на севере этой страны хуситов. Помимо этого, Москва не желает быть втянутой там в ирано-саудовское противостояние. В таких условиях именно РФ, которая имеет серьезный международный авторитет и хорошие связи со всеми участниками конфликта (сейчас это касается даже Саудовской Аравии), может выступить в роли медиатора для урегулирования кризиса в Йемене.
Отдельного рассмотрения заслуживает ситуация в Афганистане, где существенно активизировали свою антиправительственную деятельность талибы. Так, в октябре 2016 г. они вновь ненадолго захватили г. Кундуз, центр одноименной провинции на севере страны. Тем не менее, в конце сентября было подписано мирное соглашение между правительством Исламской Республики Афганистан и Исламской партией Афганистана, которую возглавляет Гульбеддин Хекматияр (последний из наиболее серьезных полевых командиров). Нынешнее соглашение позволяет ему не только вернуться на политическую сцену страны, но и воссоздать свою политическую партию, как основную политическую силу внутри Афганистана. Однако усиление позиций пуштунов внутри Афганистана может привести к усилению их противостояния с таджиками и другими национальными меньшинствами (прежде всего, узбеками и хазарейцами).
Пока российское присутствие в Афганистане крайне ограничено, что крайне затрудняет сдерживание таких нетрадиционных вызовов и угроз, как терроризм, радикальный ислам и незаконный оборот наркотиков в отношении стратегически важных для нас государств Центральной Азии. Поэтому следует ожидать проникновения РФ в эту страну за счет активизации экономического сотрудничества, оказания гуманитарной помощи и развития контактов в области культуры. Одновременно будут укрепляться отношения с местной элитой и военно-техническое (ограниченное военное) сотрудничество РФ с Афганистаном путем, например, оказания помощи в восстановлении вертолетного парка страны. На базе этого в перспективе станет возможным урегулирования афганского кризиса на основе российско-китайского взаимодействия с привлечением других внешнеполитических игроков, причем на внеблоковой основе.
Очевидно, что РФ не является инструментом китайского влияния, и она имеет собственные национальные интересы. Это особенно важно, например, в Афганистане, где многими Пакистан воспринимается как спонсор терроризма. Однако уровень российско-индийского сотрудничества существенно выше, чем такое взаимодействие между Москвой и дружественным Китаю Исламабадом. Поэтому российско-китайское сотрудничество в Афганистане, при ослаблении там роли США и их союзников, не вызовет там существенного противодействия со стороны афганцев.
Возвращаясь к Ирану нужно заметить, что Россия не может заменить собой на Ближнем и Среднем Востоке Запад и, в частности, европейские государства. Это невозможно в силу исторических и культурных причин, нехватки современных технологий и отсутствия значительных финансовых ресурсов. В связи с этим для РФ целесообразно усиливать свое взаимодействие в военно-политической и финансово-экономической сферах с дружественными государствами, которые мало подвержены влиянию со стороны Вашингтона. Среди них особое место занимает Исламская Республика Иран, с которой Москва проводит политику стратегического диалога.
Следует заметить, что в конце января 2015 г. с целью укрепления российско-иранских отношений состоялся визит в Москву Али Акбара Велаяти, советника по международным делам Духовного лидера ИРИ Али Хаменеи. В рамках этого визита прошла встреча Али Акбара Велаяти с президентом Владимиром Путиным, что позволило передать российскому лидеру специальное послание от Духовного лидера ИРИ Али Хаменеи.
Указанный визит заложил основу новой повестки российско-иранских отношений. В экономической сфере это предполагало реализацию пяти крупных проектов: сооружение двух новых энергетических реакторов на Бушерской АЭС, создание энергетического моста (поставка электроэнергии) через территорию Азербайджана, модернизацию иранских железных дорог, а так же значительное расширение сотрудничества в области добычи и транспортировки природного газа и поставок сельскохозяйственной продукции. Этим Россия уменьшала свои потери от финансово-экономических санкций, наложенных Западом. К сожалению, далеко не все из задуманного удалось реализовать.
Бесспорно, что экономика является базисом для устойчивого развития двусторонних отношений. В связи с этим можно отметить, что в 1 квартале 2016 г. товарооборот России с Ираном составил 411 млн долл., увеличившись на 23% по сравнению с аналогичным периодом 2015 г. При этом экспорт России в Иран в 1 квартале 2016 г. составил 304 млн долл. (рост 26%), а импорт – 107 млн долл. (рост на 18%). Однако доля Ирана во внешнеторговом обороте России в 1 квартале 2016 г. составила всего 0,4% против 0,3% в аналогичном периоде 2015 г. (43 место по доле в российском импорте и 43 месте – в экспорте). Российский экспорт в Иране представлен продукцией металлургии, бумагой, картоном, военным оборудованием, а также оборудованием для атомной энергетики, причалов и плавучих платформ. Со своей стороны, Иран продает в Россию фрукты, фисташки, переработанные плодоовощные продукты, табак, минеральные и некоторые строительные материалы. Российско-иранские экономические отношения качественно улучшатся после создания западной ветки Международного транспортного коридора «Север – Юг».
Препятствием на пути развития ирано-российских связей является отсутствие налаженного сотрудничества между банковскими системами двух стран (банки ИРИ до сих пор не подключены к системе SWIFT), вследствие чего многие важные соглашения не действуют. Еще один негативный фактор – скудность, а иногда и недостоверность информации, которую предприниматели получают друг о друге. Кроме того, большинство политических, культурных, экономических и торговых институтов в Иране сталкиваются с проблемой дефицита специалистов, владеющих русским языком и хорошо знакомых с российскими реалиями.
В таких условиях исключительно важным является военно-политическое сотрудничество, которое может стать локомотивом для расширения экономического и культурного взаимодействия. В первую очередь это касается региональной безопасности в условиях сохраняющихся кризисов в Сирии, Ираке, Афганистане и Йемене. Позиции Москвы и Тегерана там во многом совпадают, в частности по вопросу сдерживания активности США, Саудовской Аравии и Турции. Это позволяет нашим странам приступить к созданию новых систем региональной безопасности на Ближнем (Среднем) Востоке, в Центральной Азии и на Южном Кавказе. Их принципиальным отличием от других подобных систем является то, что они будут создаваться на внеблоковой основе и с учетом интересов всех государств, вовлеченных в этот процесс.
При выборе стран-партнеров в формировании новых систем региональной безопасности следует учитывать большое число факторов. Причем такие страны не обязательно должны быть дружественными Москве или Тегерану. Более важно, чтобы они имели реальное влияние на разрешение проблем в сфере региональной безопасности. Например, в Центральной Азии наиболее вероятным нашим партнером является Казахстан. Труднее сделать выбор в Афганистане или Сирии, где Москва и Тегеран могут предлагать разных участников для таких систем. Так, в Афганистане Иран в качестве партнера видит Индию, а Россия – Китай и Пакистан.
Похожая ситуация наблюдается в Сирии, где возможное вовлечение в процесс мирного урегулирования Египта будет наталкиваться на сопротивление со стороны Тегерана. Основной причиной для этого служит то обстоятельство, что египетские власти финансово зависят от Эр-Рияда, который возглавляет международную коалицию против хуситов в Йемене. Но в реальности, Каир будет вовлечен в йеменский вооруженный конфликт только в том случае, если возникнет реальная угроза по перекрытию Баб-эль-Мандебского пролива, соединяющего Красное море с Аденским заливом Аравийского моря. Этот пролив позволяет доставлять морские грузы, включая нефтяные танкеры, через Суэцкий канал в Европу.
Особо следует рассмотреть возможность создания новой системы безопасности на Южном Кавказе. Здесь Россия и Иран имеют достаточно сложного партнера – Турцию. С одной стороны, российское и иранское правительства стремятся установить с Анкарой партнерские отношения в политической и экономической сферах. С другой – между ними сохраняется серьезное недопонимание по Сирии, Йемену и Нагорному Карабаху. В частности, турецкие войска сейчас оккупируют часть сирийской территории, грубо нарушая суверенитет этот страны.
Конечно, сейчас в Сирии между Москвой и Анкарой существует ограниченное военное сотрудничество, включая обмен разведывательной информацией. Такое сотрудничество позволило сирийской армии вернуть под свой контроль восточные кварталы Алеппо и, возможно, создаст условия для освобождения от радикалов-исламистов провинций Алеппо и Идлиб. Но неизвестно, как такое сотрудничество в Сирии будет развиваться дальше. По-видимому, придется выдавливать турецкие войска и протурецкие вооруженные формирования в виде «Сирийской свободной армии» с сирийской территории с помощью курдов.
Следовательно, российско-турецкое взаимодействие в Сирии на поле боя пока носит больше тактический характер, а ирано-турецкое военное сотрудничество вообще отсутствует. Это не исключает вовлечения Анкары в российско-иранское военно-политическое сотрудничество на сирийском направлении в будущем, но требует, как минимум, предварительного разрешения проблемы сирийских курдов (Турция никогда не согласиться с созданием де-факто независимого Сирийского Курдистана).
Трудная ситуация складывается в Ираке, где Турция тесно координирует свои действия с руководством Иракского Курдистана в лице президента Масуда Барзани в экономической сфере. В обмен Анкара требует от Эрбиля отказа от поддержки сирийских курдов и невмешательство во внутритурецкие дела, особенно по курдскому вопросу. Причем, как указывалось ранее, Москва будет уклоняться от вовлечения в иракский кризис. Поэтому российско-иранское сотрудничество здесь будет носить ограниченный характер (на уровне двусторонних консультаций и согласования позиций по отдельным вопросам).
Серьезная активность Анкары наблюдается в Йемене по противодействию шиитов-хуситов и Афганистане, что подтверждается как ее зависимостью от Эр-Рияда, так и собственными региональными амбициями. Это, конечно, нужно учитывать, но значительно большую роль там имеет Пакистан. Укрепление отношений между Москвой и Исламабадом создает хорошую основу и для смягчения ирано-пакистанских противоречий.
Все это делает достаточно трудным сотрудничество в области безопасности между Россией и Турцией в Западной Азии, потому что они имеют порой противоположные взгляды на события, происходящие в Ливии, Египте, Сирии и Йемене. В тоже время сотрудничество между двумя странами возможно в Афганистане, Ираке Леване и Палестине. Но этого не наблюдается в отношении ирано-турецких отношений, которые, как правило, ограничиваются областью экономики,
Ограниченные возможности для сотрудничества между Москвой, Тегераном и Анкарой наблюдаются на Южном Кавказе. В частности, турецкая сторона считает Нагорный Карабах исключительной принадлежностью Азербайджана. Конечно, Россия, Турция и Иран выступают там против региональной войны с непредсказуемыми последствиями. Однако Турция продолжает оказывать Азербайджану всестороннюю военную поддержку, вплоть до размещения вблизи Баку турецкой авиации. Более того, в поставки оружия этой стране втягивается Пакистан. Это требует проведения со стороны Москвы и Тегерана скоординированной политики по сдерживанию амбиций Анкары и Исламабада.
Не меньшую проблему для России представляют и попытки Турции вмешаться во внутренние дела Абхазии под предлогом восстановления исторических связей, а также создать тройственный военно-политический союз Турции, Азербайджана и Грузии, который направлен против Москвы и Тегерана. Для противодействия этому желательно рассмотреть возможности по укреплению между Россией, Ираном и Арменией военного сотрудничества. Основой для этого может стать тот факт, что в ответ на развязанную в апреле нынешнего года Азербайджаном войну в Нагорном Карабахе Москва не только поставила Еревану необходимые вооружения, но и приняла решение о создании совместной группировки войск. Очевидно, что Грузия может воспрепятствовать усилению российской военной базы в Гюмри. Поэтому следует изучить возможности доставки туда личного состава, вооружений и военной техники через иранскую территорию. Подобный опыт Москва и Тегеран уже имеют при ведении совместных боевых действий в Сирии. В частности, на временной основе иранская территория использовалась для доставки в эту страну авиационной техники.
Однако сдерживание Турции на Южном Кавказе не должно исключать попыток взаимовыгодного сотрудничества. В частности, возможны совместные усилия трех стран по предупреждению дестабилизации Азербайджана, где уменьшается уровень добычи нефти, все более радикализируется межрелигиозное и межнациональное противостояние и нарастают социально-экономические проблемы. Это выражается, например, в массовой миграции трудоспособного населения в РФ. Однако на фоне существующих экономических проблем, в том числе обусловленных финансово-экономическими санкциями Запада, часть трудовых мигрантов возвращается в Азербайджан, не найдя работы в России. И под влиянием местных радикалов-исламистов, в том числе получивших боевой опыт в Сирии и Ираке, они могут принять участие в антиправительственной деятельности под религиозными лозунгами.
Следовательно, Россия и Иран играют важную роль в формировании систем безопасности в Западной Азии. И они способны предложить принципиально новый подход к этому, основанный на внеблоковой основе и учете интересов всех государств, вовлеченных в этот процесс.
В рамках этого визита в Тегеран 12 декабря 2016 г. состоялось мое посещение Института кавказских исследований. С иранской стороны в этой встрече участвовали Мехди Хоссейни Тагиабад, директор указанного института, а также его сотрудники.
Институт кавказских исследований был создан в 2008 г. при Тегеранском университете. Он проводит исследования материального и духовного наследия России, Турции, Центральной Азии и Кавказа, а также их экономического потенциала. Это первый в Иране специализированный институт, который занимается комплексным изучением Кавказа и Центральной Азии. Тегеранский университет предоставляет этому институту помещение и осуществляет финансирование его деятельности. При этом Институт кавказских исследований работает по поручениям Министерства иностранных дел ИРИ, Организации культуры и исламских связей и других центров, заинтересованных в экспертной информации о Кавказе и Центральной Азии. Другое направление деятельности института – это ознакомление с российскими экспертами и исследователями других стран, которые занимаются кавказскими и центральноазиатскими исследованиями. А учитывая, что ИРИ имеет устойчивые связи как с Россией, так и всеми государствами Кавказа и Центральной Азии, то деятельность Института сконцентрирована не только на политических вопросах, но и на общественных, исторических и культурных.
За последнее время Институт кавказских исследований провел ряд международных конференций. В работе одной из них принял участие заместитель министра иностранных дел Армении. Во время моего посещения указанного института там был проведен международный семинар, посвященный вопросам региональной безопасности. На этом семинаре я сделал доклад: «Пространство для сотрудничества и конкуренции между Ираном и Россией в Центральной Азии и на Кавказе». По завершении семинара мне вручили Благодарственное письмо от Института кавказских исследований.
Таким образом, состоявшаяся 10-12 декабря 2016 г. поездка в Тегеран позволила представить Институт стран СНГ на наиболее крупных в Иране международных конференций. Очевидно, что ее проведение было, как минимум, поддержано со стороны президента Хасана Роухани, который вполне может быть выбран на второй срок в мае 2017 г. В этом случае Тегеранская международная конференция по безопасности может приобрести ежегодный характер. Участие в ней представителей Института стран СНГ повышает международный авторитет нашей организации и способствует ее узнаваемости со стороны международного сообщества.
