Этническое украинское государство как анахронизм
Вот уже почти двадцать лет все правящие режимы на Украине одинаково стоят на антироссийских и в этом контексте антирусских позициях. Для Л. Кравчука это наиболее четко выразилось в провоцировании образования раскола в Русской Православной Церкви на Украине и формировании т. н. «украинской православной церкви киевского патриархата», для Л. Кучмы – в попытке окончательно увести украинский язык от русской основы (т. н. языковая реформа Жулинского) и издании книги «Украина – не Россия», для В. Ющенко – в откровенно агрессивной агитации за вступление в НАТО, вхождение любыми путями в евроатлантическое сообщество и против единого экономического пространства с Российской Федерацией, Белоруссией и Казахстаном. С приходом к власти В. Януковича, если движение по «ющенковской колее» и не осуществлялось, то не было и принципиального пересмотра заложенных ориентиров. Ну а после государственного переворота в Киеве 22 февраля 2014 г. украинский проект уже окончательно обрёл совершенно зримые русофобские и нацистские признаки.
Создается впечатление, что именно этнический признак является для высшего украинского истеблишмента определяющим и единственным ориентиром социально-политического развития, всепоглощающим стандартом государственного строительства. Причем с этим признаком (или синдромом) они надеются войти в сообщество европейских стран. И вот здесь возникает весьма существенная несостыковка, которая однозначно дистанцирует этнически ограниченную Украину не только со значительной частью своего же населения, но и с Европой.
Евроатлантический мир, куда так настойчиво стремятся вовлечь страну лидеры украинства, давно уже живет в соответствии с гражданскими ценностями и установками культурно-цивилизационной идентичности, но не этнической. Состояние передовых в социальном отношении стран принципиально отличается от стандартов государства-нации. Для них эти стандарты давно пройденный этап развития.
Эпоха государства-нации начинается приблизительно в XVII веке и связана, прежде всего, с такими изменениями в общественном сознании, когда личностная самоидентификация относила человека не к особой земельной социально-хозяйственной единице, латифундии или территориальному сообществу во главе с графом или князем, а к более крупному социальному объединению, включенному в рамки государственной территории. Своей высшей точки процесс формирования и развития государства-нации достигает в XIX столетии. Тогда, наряду с другими формами идентичности – семья, место поселения, сфера занятости и т.п., все более существенную роль в социальном поведении человека играет отнесение самого себя, отождествление с государственным образованием, которое обозначается с помощью национальных признаков. Франция – государство французов, Германия – государство германцев, Италия – государство итальянцев. Правда иногда название государства не совпадает с его национальным выражением (Россия – государство русских, Великобритания – государство англичан, США – государство англо-саксов), но это лишь подчеркивает особенности существования государственного образования в форме государства-нации.
В XX веке матрицей государственного образования становятся культурно-цивилизационные ценности. Первым движение в этом направлении начинает СССР, в котором социокультурная модель и цивилизационные нормы формируются на основе наднациональной или интернациональной идеологии. Уже в середине XX столетия в СССР широко используется понятие советского народа, исключающего какие-либо признаки государства-нации. По тому же пути идут Соединенные Штаты Америки и европейские государства. В США понятие «американский народ» или «американская нация» все более утрачивает этнические признаки и обосновывается идиологемой демократии. Европейское сообщество, начавшее в 1957 году формировать общее государственное образование, в его фундамент кладет ценности европейской цивилизации.
Попыткой возродить в Европе XX столетия государство-нацию стали пагубные социальные эксперименты с фашизмом в Италии и нацизмом (национал-социализмом) в Германии. Сама история образования, функционирования и финала этих государственных режимов показывает, что в современную эпоху идея государства-нации – это идея зомби. Теперь, уже в XXI веке, не иначе как дремучий анахронизм воспринимаются попытки реанимировать государство-нацию в Прибалтике (Эстония и Латвия) и к большому недоразумению на Украине. Естественно, что Русский Мир, который строится на основе культурно-цивилизационных принципов, не может оставаться безучастным к подобного рода проявлениям политического бескультурья и нецивилизованного варварства. Национально ограниченное государственное строительство в упомянутых республиках вызывает протест не только у русскокультурной части населения, но и среди той части «титульного этноса», которая поднялась с позиции национал-государственной идентификации до уровня социокультурной и цивилизационной идентичности.
Следовательно, интервенция украинства с целью создания на Украине этномаргинального антирусского государства является вызовом не только всему украинскому компоненту Русского Мира, не только русскокультурному большинству этой постсоветской республики, но в корне противоречит культурно-цивилизационным ценностям современного государственного строительства. И если многие европейские и американские государственные и политические деятели это не замечают, то они, как минимум, лукавят и играют стандартами. Как максимум, они «наступают на грабли» Мюнхенского Соглашения, заключенного в сентябре 1938 года между премьер-министрами Великобритании Н. Чемберленом и Франции Э. Даладье, с одной стороны, и канцлером нацистской Германии А. Гитлером и дуче фашистской Италии Б. Муссолини, с другой.
Украина как австрийская калька
При рассмотрении происхождения названий современных государств можно выделить две основные категории – государства, названия которых формировались исторически и, как правило, связаны с доминирующим государствообразующим этносом и государства с придуманными названиями в соответствии с политическими целями и задачами. Во втором случае мы имеем дело с политической мифологемой, сотканной из нескольких мифов (культурных, социальных, бытовых, исторических, собственно политических), скреплённых национальной, этнической или интернациональной идеей. Политическая мифологема по своей природе вовсе не является чем-то негативным или социально ущербным. Ущербность она получает если в её основание кладутся идеи, искажающие реальные социально-культурные процессы, строящие национально-культурные антагонизмы и провоцирующие ложно-исторические модели.
Поэтому мы можем говорить об исторических названиях государств и политических. Примерами первых являются Россия, Франция, Германия, Польша, Греция и т.п. Политические названия были даны СССР, США, Боливии, Колумбии, Румынии, Австралия и др. К числу последних могут быть отнесены Австрия и Украина. Имея целью рассмотреть узловые пункты формирования названия «Украина», я об этих двух современных государствах и хотел бы поговорить. И объяснить, почему Украина сравнивается и даже связывается с Австрией, а, допустим, не с Боливией или Гондурасом. Начнем с Австрии.
В Австрии, и когда она была эрцгерцогством, и когда стала империей, и позже при республиканской форме правления, доминирующим государствообразующим этносом были немцы. И современные австрийцы, т.е. граждане Австрии, это этнические немцы (южные), разговаривающие на австро-баварском диалекте немецкого языка.
Австрия – на немецком языке Osterreich – означает восточная страна (на древненемецком Ostarrichi). До 1804 г. Австрия в статусе эрцгерцогства входила в состав Священной Римской империи германской нации и действительно была восточной окраиной этого, иногда мощного, государственного образования, просуществовавшего почти что 850 лет – с 962 по 1806 гг. В 1804 последний император Священной Римской империи Франц II принял титул императора Австрии, чем собственно, не только начал историю Австрии как отдельного суверенного государства, но и положил конец существованию Империи германской нации. Совершенно очевидно, что в рамках одной империи другая существовать не может. А именно так получилось в 1804 г., когда эрцгерцогство Австрия, бывшая частью Священной Римской империи германской нации, стала также империей, сохранившей свое предыдущее эрцгерцогское название. Видимо, так было проще сделать в той политической ситуации. Хотя, спустя полвека такое решение Австрии аукнулось проигранной в 1866 г. Пруссии войной за германское наследство. Подданные Австрийской империи, будучи этническими немцами (германцами), но называясь австрийцами – osterreicher, – потеряли моральное право на Германию. В то время как в Королевстве Пруссия в середине XIX в. культивировался германский дух и подданные прусского короля никогда не называли себя пруссами или пруссаками, а только германцами (немцами). Во многом и поэтому Германия во второй половине XIX века осталась за Пруссией, а не за Австрией.
Если говорить об Австрии XIX в. с позиции этнической оценки, то фактически со второй половины этого столетия предпринимаются попытки формирования новой австрийской нации. Не наша задача сейчас анализировать этот процесс и его выход в двадцатый век, мы можем просто зафиксировать этот факт. Нас интересует даже не сам этот австрийский опыт, а роль Австро-Венгерской империи, такой формат Австрия обрела в 1867 г., в формировании еще одной новой европейской нации XIX века – украинской.
Именно в имперской канцелярии Франца-Иосифа во второй половине XIX в. был разработан проект по созданию Украины как нерусского государства и закрепить ее в составе габсбургской монархии. Австрийцы учли неудачный опыт Польши, которая пыталась ополячить русинов и сменили акценты на формирование этно-территориальной общности. Для этой цели, в частности, австрийцы активно поддерживали деятельность культуртрегерской организации украинства «Просвиты». Надо сказать, что этот проект стал успешным. Об этом говорит существование и современного украинского государства, и укоренившийся среди южных русских этноним «украинцы».
Однако, следует помнить, что проект создавался не столько для украинцев, а точнее, вовсе не для них, а для Австро-Венгерской империи. Поэтому для украинства, для обоснования его природности и историчности в этом проекте была заложена «мина замедленного действия». Эта «мина» начинает срабатывать тогда, когда Украина пытается суверенизироваться в отдельное этническое государство. – Как Австрия оказывается не в состоянии обосновать свои претензии на германское наследство, так и Украина не может обосновать свою преемственность тысячелетней исторической русской социокультурной традиции, берущей начало даже не с Великого Киевского княжества, а с Ладоги и Новгорода Великого. К слову сказать, столь нелюбимая современными адептами политического украинства поговорка «Киев – мать городов русских» явно выглядит незаконченной потому, что в ней не хватает упоминания об отце. А, как известно, в нормальном природном процессе детей без отца не бывает. Поэтому поговорка, безусловно, требует дополнения: «Киев – мать городов русских, а Великий Новгород – отец». Вот этого наследия украинский проект Австрии оказывается начисто лишенным. Потому украинцы – это новый этнос, создаваемый по политическим мотивам и по своим проектным установкам изначально враждебный русской нации во всех ее проявлениях – великорусском, белорусском и югорусском.
Украинцы, как они не стараются, в своей истории глубже конца XIX века опуститься не в состоянии, а как только они пытаются такое сделать, так сразу оказываются в русской традиции и русской истории, будь то Богдан Хмельницкий или князь Разумовский, или даже Мазепа, который все-таки был русским коллаборационистом, а отнюдь не украинским. И отсюда его судили по русским правилам, а не по правилам его европейского покровителя шведского короля Карла XII.
Кстати, как не парадоксально, но название книги бывшего украинского президента Л. Кучмы «Украина не Россия» приобретает совершенно иной смысл, нежели закладывался ее авторами. То есть ее можно прочитать так, что Украина не Россия, а европейский проект в австрийской редакции как раз и подготовленный для того, чтобы увести значительный южно-русский фрагмент Русского Мира в иной культурно-цивилизационный контекст. Но ее можно прочитать и таким образом, что Украина действительно не Россия, а мифологема, продуцирующая этническую химеру. Раз уже я вспомнил об этой книге, то не могу не заметить, что она удивила не столько тем, что её написал человек, который в 1994 году избирался в украинские президенты с декларацией совершенно иных принципов и говорил на русском языке о своей преданности общероссийской культуре и традиции, а, более всего, изданием её в 2004 году массовым тиражом в Российской Федерации и абсолютно нулевой реакцией государственного руководства РФ на это провокационное издание.
Кстати, в этом, казалось бы, безобидном названии книги Л. Кучмы отражён тот симптом, который делает украинский проект и агрессивным, и непродуктивным. – Ничего априори пагубного в политическом происхождении названия государства нет. Австрия, Боливия, Колумбия существуют с определённой перспективой политической продуктивности. С Украиной проблема в другом – украинский проект выстраивался и внедрялся как функционально антирусский, не русский и альтернативный России как историческому явлению. (Именно в этом применении его использовали большевики, а в целом и руководители СССР, которые почему-то в русскости всегда находили великодержавный шовинизм, а Россию оссРвоспринимали не иначе как «тюрьму народов»).
Отсюда следует совершенно однозначный вывод – в какой бы политической форме не существовала Украина, она всегда будет иметь симптомы русофобства и антироссийства. Кто бы не находился у власти такой Украины никогда другом России не станет. Если южнорусские земли (или их фрагменты) будут входить в состав других государств под названием Украина и выстраиванием особой, нерусской, украинскости, то этот регион (провинция) станет инструментом для государства в проведении антирусской и антироссийской политики.
Исходя из отмеченного, совершенно некорректно, как минимум с научной точки зрения, говорить о каком-либо русско-украинском единстве и общности. Возможно (и необходимо!) говорить о югорусском/малороссийском и великорусском братстве и общности в рамках единого для них Русского Мира. Понятно, что современные адепты украинского проекта и, прежде всего, украинские политики никогда не примут очевидные факты и будут использовать все доступные приемы, в т.ч. манипуляционные, чтобы представлять историчность украинства. Вопрос должен быть адресован не им вовсе, а русскокультурному сообществу, прежде всего ученым, которым следует начать системную работу по демифологизации украинства и, буквально, требовать от политиков корректности в использовании понятий, характеризующих затрагиваемую тему.
В плане практических рекомендаций по демифологизации украинства, как мне видится, необходимо разработать проект по созданию на Украине сетевой системы научно-просветительских центров по информированию общественности о знаменательных датах, событиях, явлениях русской истории и культуры, общих для современных Российской Федерации и Украины.
Базовыми точками такой структуры на первом этапе могли бы стать столицы и крупные города юго-восточной (теперь без Новороссии) и центральной Украины, где имеется высокий интеллектуальный потенциал русскокультурной среды. Да и сама Новороссия, впрочем, и Крым нуждаются в проведении такой просветительско-образовательной работы.
По направлениям прогнозируемой деятельности НПЦ находятся в контексте общегосударственной политики поддержки и работы с российскими соотечественниками, функционирования различных фондов и советов русской культуры и истории. Там можно искать ресурсы для реализации проекта. К тому же свою поддержку могли бы оказать и крупные российские монополии, типа Газпрома.
Каналами информирования общественности и формами деятельности НПЦ могут стать:
Без обнаружения и по возможности наиболее полного лечения украинской болезни в теле Русского Мира, невозможно устранить очаг агрессии украинства против России. К сожалению, таково его историческое предназначение, заложенное в Польше и Австрии и выпестованное в СССР.