Уважаемые коллеги! Я хотел бы рассказать вам о том, чем мы занимаемся сейчас, реализуя планы по формированию Единого Экономического Пространства, которое все время мы разрабатывали вместе с Украиной. Сейчас продолжаем на троих: Россия – Белоруссия – Казахстан, как вы знаете, сформировали Таможенный союз. С 1 января этот Таможенный союз начал работать, с 1 июля будет завершено формирование Единой Таможенной территории, а с 1 января 12-го года планируется запуск в полном формате Единого Экономического Пространства, охватывающего не только товары, но и услуги, трудовые ресурсы, движение капитала и т.д.

Прежде чем об этом сказать, буквально два слова, поскольку у нас дискуссионное заседание, хотел бы сказать о том, почему, как мне представляется, эта интеграционная инициатива очень актуальна сейчас.

Вы все помните, насколько долго эти идеи вынашивались, обсуждались. С 90-го года, еще накануне распада Советского Союза, был подготовлен большой международный Договор об Экономическом союзе, который так и не был реализован. Затем несколько раз декларировалось создание Таможенных союзов. Было подписано многостороннее Соглашение о Зоне свободной торговли, которое тоже не вступило в действие. Наконец, было создано Союзное государство российско-белорусское, которое подразумевало создание и наличие Таможенного союза. То есть, эта инициатива, конечно, не нова. Но отличие от предыдущих заключается в том, что она практически реализуется, причем реализуется очень быстро по совершенно четкому графику, в котором прописаны все наши шаги, включая проекты решения Комиссии Таможенного союза, которые мы должны в течение ближайшего времени выпустить, как регулирующий орган, которому переданы полномочия участия в таможенных тарифах, участия в ограничении торговли. С принятием классификации Таможенного кодекса и с введением его в действие с 1 июля, с чем и связывается создание Единой Таможенной территории, Комиссия будет регулировать и вопросы таможенного законодательства. Соответственно, все решения Комиссии Таможенного союза будут обязательны для исполнения на территориях трех государств.

Как и говорили знающие люди — интеграционный процесс сдвинется с места только тогда, когда стороны согласятся передать некие полномочия на наднациональный уровень. Пока не было Комиссии Таможенного союза, пока не было принято политическое решение о том, что часть суверенных полномочий в сфере регулирования внешней торговли передается на наднациональный уровень, собственно, не было субъекта интеграции, который бы выстраивал планы, реализовывал их и обеспечивал механизмы экономической интеграции, в данном случае в сфере торговли товарами.

Почему этот процесс сейчас пошел очень быстро? Есть разные объяснения. Некоторые связывают это с ВТО. Действительно, год назад примерно в этом же здании было принято историческое решение о том, что члены Таможенного союза прекращают сепаратные переговоры с ВТО и начинают выступать как Единая Таможенная территория на этих переговорах. И после этого всем стало понятно, что вопрос уже решен политически, и нужно из этого исходить.

Но не в этом главное, хотя, действительно, затянувшиеся переговоры по ВТО нам очень мешали. Мешали интеграционному процессу, потому что господствовало ложное представление о том, что сначала мы вступим в ВТО, а потом будем создавать интеграционное объединение. Я думаю, что это было лукавство со стороны тех людей, которые нас толкали по этому пути в течение 3–5 лет. На самом деле, понятно, что, вступив в ВТО, стороны берут на себя некие международные обязательства, выходить из которых или изменять которые будет сложно, хотя бы, потому что придется вести переговоры со всеми. А пока мы не члены ВТО, мы свободны делать, что считаем нужным, исходя из наших национальных интересов, не согласовывая это с какими-то третьими сторонами.

Все же главная причина, как мне кажется, объективная, которая подтолкнула интеграционные процессы — глобальный экономический кризис. Этот кризис очень серьезно затронул наши страны. Надо сказать, что рекордное падение производства, в особенности промышленного производства, зафиксировано на постсоветском пространстве. Это – Латвия (абсолютно рекордное падение, больше 20%), это – Украина (порядка 15%), Россия (около 9%). Мы самые большие жертвы экономического глобального кризиса. И, несмотря на некоторый оптимизм, который звучит часто в плане успеха антикризисных программ, следует признать, что мы отброшены примерно на 5–7 лет назад по объему экономической активности, и совершенно очевидно, что та прежняя модель экономического роста, которая работала, по меньшей мере, в России, в какой-то степени и в украинской экономике, уже дальше работать не может. Я имею в виду экономический рост, опирающийся на экспорт сырья. Не нужно больше будет миру столько сырья, столько углеводородов, столько газа, в смысле энергоносителей. Конечно, все это будет нужно, в смысле химического сырья, но масштаб спроса будет уже совсем иным.

И связано это с тем, что глобальный экономический кризис это отнюдь не только финансовый кризис, как казалось многим поначалу, это, на самом деле, глубочайший структурный кризис, связанный со сменой так называемых длинных волн экономической конъюнктуры, в основе каждой из которых лежит свой технологический уклад.

Мир сегодня переходит на новый технологический уклад, который вскоре станет локомотивом экономического роста, и который по своим параметрам экономической эффективности, в особенности энергоемкости, в разы превышает тот уклад, который был раньше.

Ядро этого технологического уклада составляет уже хорошо понятный комплекс технологических направлений – это нанотехнологии, биотехнологии, генная инженерия, достижения молекулярной биологии и информационно-коммуникационные технологии, которые продолжают быть в числе ведущих отраслей современного экономического развития. Так вот, применение всего этого комплекса технологий ведет к тому, что потребности, скажем, в энергии в светотехнике, в излучении света сокращаются десятикратно. Светодиоды, о которых много говорят, они при замене традиционных источников света дают десятикратную экономию энергии, и они в десятки раз дольше служат, чем обычные лампы. Скажем, нанокраски, нанопокрытия снижают потребность лакокрасочных материалов в 7–10 раз. Нанопорошки, нанопрочные покрытия позволяют сократить потребность металла соответствующим образом.

Поэтому совершенно очевидно, что переход к новому технологическому укладу вызовет резкое изменение структуры спроса в мировой экономике. И наша специализация, как экспортеров нефти, газа, металлов, плохообработанного химического сырья, абсолютно бесперспективна.

Во всем мире сегодня идет очень интенсивная работа по стимулированию этого комплекса новых производств. Надо сказать, что это делается лучше, чем у нас. Например, в Южной Корее и в Европейском союзе больше 50% расходов на антикризисные программы это расходы на энергосбережение, то есть на то, о чем я только что говорил. Это определяет главную траекторию технико-экономического развития. Новая экономика будет намного меньше потреблять сырьевых ресурсов. Но она будет больше потреблять интеллектуальных ресурсов.

Мы свои антикризисные программы, в основном, потратили триллионы рублей на спасение или поддержку коммерческих банков, которые по-прежнему не кредитуют экономику реального сектора и предпочитают заниматься спекуляцией. То есть эффективность мер по борьбе с кризисом как с финансовым кризисом весьма невелика. Понятно, что банковское сообщество России, скажем, извлекло из кризиса прибыль примерно 300–400 млрд. рублей за счет девальвации валюты, используя государственные кредиты, но реальный сектор, особенно промышленность, так и не вернулись на предкризисный уровень. И еще долго будут к этому уровню идти.

Я не буду дальше характеризовать нынешнее состояние, оно очень тяжелое, особенно в украинской экономике, где тяжелейший дефицит бюджета остался от предыдущего правительства. Но мы видим, реакцию всех развитых стран, что главное направление дальнейшей работы в экономической плоскости лежит в двух аспектах.

Первый – это стимулирование модернизации экономики на базе новейших технологий нового уклада.

И второе – это создание крупных региональных экономических группировок.

Кризис показал, что страны с большими экономиками гораздо больше устойчивы и могут компенсировать падение внешнего спроса расширением внутреннего рынка. Внешняя торговля сократилась практически в два раза во многих регионах. У нас в СНГ она тоже упала на 35-50% по разным странам. И в Таможенном союзе заметно упала. То есть везде повальное падение внешней торговли. Глобальный кризис именно этим, в первую очередь, характеризовался: вслед за финансовым рынком сокращение внешней торговли.

Страны с большим емким внутренним рынком сумели это дело компенсировать. Китай, как вы знаете, вообще не пострадал. У него темпы роста остались 6–7%, то есть он только понизил темпы роста на 2–3 пункта. Индия продолжает успешно развиваться, растет с темпом от 2 до 4% за последние кризисные годы. Соединенные Штаты не так уж сильно упали в объемах экономической активности. Европейский союз в целом, хотя экспортноориентированные страны, такие как Германия и Англия, пострадали довольно серьезно. Но в целом, падение в Европейском союзе не столь велико, как у нас.

Пострадали, в основном, открытые экономики, небольшие относительно, такие как наше государство. Они, к сожалению, сегодня относятся к категории средних, включая и российскую экономику. Япония сильно пострадала. И из этого извлекаются определенные уроки.

Очевидно, что в обозримом будущем конкуренция на мировом рынке будет идти между несколькими крупными региональными экономиками. Это – Европейский союз, Северо-американское объединение (Нафта), включающее наряду с США, Канаду и Мексику, Меркосур в Латинской Америке, и у китайцев конкуренция с японцами – создают свою Зону свободной торговли в Юго-Восточной Азии. Каждая из этих зон экономического развития или экономической интеграции- это, примерно, от 200 млн. до 1 млрд. чел. Индия, естественно. И объем ВВП у них, примерно, на порядок больше, чем в каждом из наших государств.

Понятно, что между этими крупными региональными экономическими блоками, где будут доминировать отношения внутри общего рынка, аутсайдерам выживать будет очень сложно. Поэтому очевидно, что интеграция, которая сегодня ускорилась, является важнейшим направлением макроэкономической стабилизации. Но, кроме этого, мало создать общий рынок. Надо иметь общую стратегию развития. И, мне кажется, как раз над этим следует очень серьезно поработать. Есть стратегия экономического развития СНГ. Она неплохая, но она поверхностная, не имеет механизмов реализации.

Учитывая структуру нового технологического уклада, мы можем надеяться, что по ряду направлений экономического развития удастся нарастить конкурентное преимущество и стать глобальными игроками. Это, скажем, атомная промышленность и атомная энергетика. Россия и Украина здесь имеют общую, по сути, технику производства. Вместе, Россия и Украина, могли бы здесь выступать как корпорация, условно говоря, номер один. Россия же длительное время лидировала, вплоть до последнего времени на рынках экспорта атомного машиностроения. Если мы это будем делать вместе, то, естественно, конкурентная способность увеличивается.

Авиационное машиностроение, особенно, в сфере военно-транспортной авиации. Тоже мы можем сделать корпорацию номер один на мировом рынке на базе семейства самолетов Антонова. Ракетно-космический комплекс. Опять же у нас в научно-техническом плане самые передовые есть заделы, самые передовые технические решения. Все это направления нового технологического уклада. Это не что-нибудь, это локомотивы роста, которые сегодня в мире расширяются с темпом примерно 35% в год, т.е. на фоне всеобщего падения комплекс отраслей, составляющих ядро нового технологического уклада, растет с темпом примерно 35% в год в среднем.

Ясно, что строить эти интеграционные планы и общие приоритеты развития легче, когда у нас Единое Экономическое пространство.

В заключение несколько слов о том, как оно устроено в Таможенном союзе. Как я уже сказал, есть Комиссия в Таможенном союзе, которая уполномочена принимать решения по вопросам внешней торговли и таможенного регулирования. Планы по созданию Единого Экономического пространства не предполагают дополнительных (пока, во всяком случае) передач полномочий на наднациональный уровень. Скажем, соглашение в сфере технического регулирования каких-то санитарных норм. Эти соглашения, которые устраняют соответствующие барьеры в торговле, прописаны на основе взаимного признания разрешительных документов, т.е. стороны унифицируют свое законодательство в сфере технического регулирования, и таким образом создает условия для автоматического признания разрешительных документов друг друга. Здесь ничего передавать не надо.

В сфере макроэкономической. Это государственные субсидии и закупки, антимонопольное регулирование, прежде всего. Здесь гармонизация законодательства с тем, чтобы выравнивались конкурентные условия.

Торговля услугами. Базовый принцип – предоставление национального режима в торговле услугами. То же самое касается движения капитала. То есть устранение ограничений на инвестиции друг друга.

Миграция трудовых ресурсов. Соответственно, как с Белоруссией, например, у нас сегодня нет ограничений по трудоустройству людей. Есть желающие работать с другим гражданством на территории Союзного государства.

Теоретически я понимаю, что у Украины есть политические проблемы с вхождением в Таможенный союз. Это не проблемы ВТО, сразу скажу. Все разговоры о том, что ВТО запрещает, это некоторое лукавство. ВТО не запрещает, ВТО препятствует. Это факт. Но, если вы хотите создать Таможенный союз, это дело суверенное, и когда Европейский союз принимал Восточную Европу, они ни с кем этот вопрос не согласовывали. Все попытки американцев помешать успеха не имели. До сих пор Вашингтон торгуется с Брюсселем по поводу компенсаций вследствие вхождения Восточной Европы в Евросоюз и ухудшения условий доступа американских товаров на восточно-европейские рынки. Эти переговоры ведутся уже десятки лет и еще лет 20 будут продолжаться, что не мешает нормальному функционированию Европейского союза.

Могу сказать, что мы прорабатывали, естественно, возможные претензии стран – членов ВТО к Украине и к Таможенному союзу в случае, если Украина войдет в Таможенный союз. По нашим оценкам, этот объем претензий не превышает 1,5 млрд. долл. Это тот объем уступок, который Таможенный союз должен будет сделать государствам в перспективе, когда сами примем решение, третьим государствам в плане компенсации ухудшения условий доступа на украинский рынок. Ухудшение произойдет, потому что сегодня средневзвешенная ставка в Таможенном союзе где-то около 11%, на Украине – около 6%. То есть в случае вхождения Украины в Таможенный союз, придется ставку несколько повышать, а Таможенному союзу несколько снижать. Это вопрос дальнейших переговоров. И цена здесь спора с третьими сторонами не более 1,5 млрд. долл.

Экономический же эффект от создания Единого Экономического пространства на 4 государства, по расчетам Института народнохозяйственного прогнозирования Российской Академии наук, на базе интегрированной модели межотраслевого баланса оценивается в 5-летней перспективе порядка 400 млрд. долл. дополнительной экономической активности. Это при условии, что мы будем иметь общую стратегию развития. То есть, на самом деле, определенное негативное экономическое требование к нам, оно, по сути, 30-кратно, точнее, на два порядка меньше, чем тот экономический эффект, который мы можем получить за счет устранения торговых барьеров и прочих барьеров во взаимном сотрудничестве и формировании общей стратегии развития.

Тем не менее, если Таможенный союз это дело не сегодняшнего дня для Украины, а некоторой перспективы, надеюсь, не очень длительной, то Единое Экономическое пространство, которое не предполагает передачи на наднациональный уровень никаких суверенных функций, возможно уже сейчас. Украина может присоединиться к этим переговорам. Украина имеет статус государства-наблюдателя в ЕврАзЭс. И на первых порах можно будет участвовать как наблюдателю на ближайшие несколько месяцев, а, в принципе, у нас уже был прецедент Узбекистана, у которого процесс вождения в ЕврАзЭс занял полгода. Присоединение к Евразийскому Экономическому Сообществу это не столь сложное дело. Государство, которое присоединяется, может выбирать какой-то пакет соглашений, к которому оно присоединяется. Здесь не требуется все соглашения подписывать. И, таким образом, оно равноправно участвует в интеграционных процессах.

Дело в том, что по самой конструкции ЕврАзЭс у нас получается так, что Таможенный союз идет в рамках ЕврАзЭс, то есть членом Таможенного союза, по юридической нашей базе, может стать только государство – член ЕврАзЭс.

Единое Экономическое пространство, хотя и не требует передачи на наднациональный уровень суверенных функций, но, тем не менее, организатором Единого Экономического пространства и местом обсуждения решений является та же самая Комиссия Таможенного союза. Поэтому, чтобы полноправно участвовать в этом процессе, очень важно быть полноправным членом ЕврАзЭс.

Вот, наверное, основное, что я хотел сказать. Замечу, что процесс, который мы сегодня ведем по созданию Таможенного союза и Единого Экономического пространства, очень непростой. Если вы думаете, что гурьбой все наши министерства и ведомства, хозяйства, субъекты стоят и ждут как манны небесной, это не так. Идет большое сопротивление монополистов, в том числе естественных монополий. Потому что ЕЭП это единый железнодорожный тариф, это общий энергетический рынок, это доступ к трубе на общих основаниях и т.д. То есть это очень серьезное нарушение некоторых привилегированных позиций в экономике страны.

Казахстан, когда вступал в Таможенный союз, вынужден был поднять в два раза таможенные пошлины. Очень болезненное решение для многих участников рынка. Но, тем не менее, еще раз подчеркну, что выгода от этого дела в десятки раз превышает потери для отдельных хозяйствующих субъектов, которые, в принципе, можно компенсировать.