Крупные политические события, вроде выборов главы государства часто становятся поводом к дестабилизации обстановки в стране и потому, переизбрание правящей элиты на новый срок может служить доказательством эффективности государственного управления, наличия общественного доверия к власти. Но Белорусская Республика, в этом смысле, скорее является исключением. Высокая явка избирателей и столь же высокий рейтинг Александра Лукашенко, на котором настаивает государственная избирательная комиссия, вряд ли соответствует истинному положению вещей.

Дело в том, что любые выборы в Белоруссии, и особенно президентские, давно утратили свой изначальный смысл. Они все больше напоминают изживший себя советский праздник «1 мая» – никто не понимает его назначение, но провести надо. Совершенно понятно, что при нынешнем социально-экономическом положении в Белоруссии действующая власть не может пользоваться доверием народа. Тем более в такой степени, как это представило белорусское руководство.

Лукашенко определил величину своего рейтинга сам. В одном из интервью, накануне выборов он заметил, что только поддержка 80% белорусских граждан позволяет ему вести диалог с лидерами других стран. Таким образом, чиновники получили ориентир. Учитывая, что меньше 80% нельзя, а ровная цифра вызовет недоверие, сошлись на 83%. Не менее парадоксально обстоит дело с явкой избирателей. В практике современных плебисцитов столь высокой явки не бывает в принципе. Разве может потенциальный избиратель сохранить интерес к выборам в стране, где один и тот же человек правит более 20 лет? Да еще беря во внимание, что в рассматриваемый период государством не проводилось никаких положительных реформ.

Безусловно, страх перед войной привел на выборные участки какую-то часть электората. Но речь не идет о критической массе, которая определяет фаворита. В условиях постоянного роста цен и снижения покупательской способности белорусов, даже консервативных пенсионеров, некогда живших по принципу «лишь бы не было войны», превратили в потребителей. Их повседневной заботой стали походы в магазины и сберкассы в поисках акционных продуктов питания и заманчивых депозитов, посредством которых пенсионеры пытаются увеличить свои копеечные пенсии. Белорусы среднего возраста, как мне кажется, больше обеспокоены тем, чтобы не потерять свои рабочие места, ведь по стране идут массовые сокращения; а также снижением заработной платы. Если говорить о молодежи, всегда падкой на всякого рода авантюры, то к событиям на Украине она скорее испытывает интерес, нежели страх. Так что массовой фобии перед украинским кризисом в Белоруссии нет.

Белорусы всегда считались народом терпимым, о чем, кстати, часто любит напоминать сам Лукашенко, и потому, если внутриполитическое спокойствие в Белоруссии пока еще сохраняется, то не благодаря президенту, а скорее вопреки его политике. Если что и может располагать сознание белорусов к возмущению, то это существующее социально-экономическое положение в стране, генератором которого является Лукашенко. Какой же он тогда гарант стабильности?

Однако нет вообще никаких акций протеста, ни массовых, ни одиночных. Весь период своего многолетнего правления Александра Лукашенко проводил зачистку политического поля, в результате чего сегодня из публичных политических персоналий граждане могут видеть только самого президента и блеклых представителей его административного аппарата. Как следствие, избиратели задаются наивным, но закономерным вопросом: «кто же, если не он, ведь других-то нет»?

Иными словами, в стране попросту отсутствует организационно оформленная сила, могущая представить протестный электорат. Важно отметить, что даже по признанию белорусских властей, согласно итогам президентских выборов, протестная масса в стране составляет порядка 17% граждан. Учитывая, что право голоса в Белоруссии имеют около семи миллионов человек, число противников Лукашенко должно составлять почти 1,5 млн. По белорусским меркам даже эта цифра впечатляет, а ведь реальное количество недовольных на порядок выше. Думаю, не будет ошибкой поменять местами итоговые цифры президентских выборов с точностью до наоборот.

В далеком 1994 году, Алескандра Лукашенко выбрали за его молодость. В те времена возраст являлся главным критерием отбора, т.к. пожилой политик ассоциировался с немощью и комичностью советских генсеков. Первые годы президентства Лукашенко действительно ставили в заслугу то, что он сохранил предприятия, не дал так сказать расхитить государственную собственность. Но, тогда никто в верхах не задумывался о том, что маленькой суверенной Белоруссии не нужны предприятия «союзного» значения. Более, того, они стали обузой, т.к. в новых условиях Минск ни материально, ни финансово, ни интеллектуально не мог обеспечивать работу столь мощных производств. Какое-то время президент ездил по бывшим просторам СССР и по бросовым ценам сам распихивал белорусские тракторы и холодильники. Такая политика срабатывала до тех пор, пока Россия не построила собственные предприятия аналогичного профиля. К тому же, белорусская продукция утратила конкурентоспособность. Рыночные отношения, в условиях которых работает российский капитал, требуют от производителя постоянного новаторства. Белорусский же производитель работает на старых фондах и регулирует свою деятельность посредством административных рычагов. Использование российского сырья также ставит белорусскую продукцию (по сравнению с российской) в заведомо невыгодное положение. Все эти очевидные факторы надо было своевременно учитывать, но Лукашенко категорический противник всякой новизны, ибо все новое по определению несет в себе риск, а значит, угрожает его власти.

Вполне симптоматично, что в своей предвыборной программе глава государства делает акцент не на экономических достижениях своего правления, а на внешнем факторе, который, кстати, белорусов напрямую никак не касается. Такой прием естественен для сверхдержав, рассматривающих весь мир зоной своих интересов. Но Белоруссия небольшая страна и в устах белорусского президента обращение к военной тематике является элементарным запугиванием избирателей, отвлечением их внимания от действительно актуальных для Республики Беларусь проблем, носящих внутренний характер. По большому счету, если бы не Украина, белорусскому президенту вообще не с чем было бы выйти к избирателям. В одном из своих немногочисленных обещаний Лукашенко заверил белорусов, что «хуже не будет». Фраза, что называется, говорит сама за себя.

Любое неблаговидное событие, при желании, можно показать в положительном свете. Всего два года назад, когда Москва еще субсидировала белорусское государство, но Минск уже начал ощущать определенный финансовый голод, Лукашенко признал, что Китай готов дать Белоруссии любую сумму, но под такие проценты, что эта помощь равносильна кабале. И вот проходит немного времени и президент согласен даже на такие условия. Замечу, речь не идет об инвестициях, которые инвестор вкладывает на свой страх и риск, неся полную ответственность за конечный результат коммерческого проекта. Кредиты надо отдавать, но уже с процентами. С точки зрения перспективы, китайская финансовая «помощь» выгодна только Китаю. В то время когда весь развитый мир выносит свои производства в Китай, в том числе по экологическим соображениям, Минск выделил Пекину территорию под промышленную зону. Ладно бы там работали белорусы, но ведь известно, что китайцы вкладывают только в самих себя…

У любой проблемы есть решение. Было бы желание. Но чтобы начать реформы в стране, прежде надо измениться самой власти, а это сделать не просто. У Белоруссии нет иного пути кроме союза с Россией. Однако, уклонение Минска от союзных обязательств, заигрывания белорусского президента с Западом, все это породило справедливое недоверие к белорусской правящей элите и, как следствие, отрицательно отразилось на нашей экономике. Ведь капитал не терпит неопределенности. Для того, чтобы вернуть расположение стратегического союзника Минск должен, прежде всего, не препятствовать на создание в Белоруссии российского лобби в лице политических, коммерческих и общественных объединений. Только эта мера способна заверить Кремль в том, что мы действительно «в одной упряжке». Если подойти к рассмотрению этого вопроса без эмоций и необоснованных опасений, то можно убедиться что наша история изобилует примерами такой практики. Вспомним филиал Ганзейского союза в Великом Новгороде или так называемые Немецкие слободы в Москве и других российских городах, где на протяжении двух веков массово проживали иностранные купцы, имевшие особый статус и широкие права. А ведь в нашем случае речь идет не об иностранцах, а субъектах союзного государства.

Глеб Волков

кандидат политических наук