Недавно человечество отметило 80-ю годовщину начала второй мировой войны. В связи с этим в ряде стран, недружественно настроенных к России, подняли голову фальсификаторы истории. Целью их изысканий стало уравнивание сталинизма и нацизма, формирование представления об СССР как одном из агрессоров во второй мировой войне. Особенно усердствовала Польша, где местный сейм даже принял специальную резолюцию. В ней освободительный поход советских войск в западную Украину и Белоруссию был представлен как акт агрессии против Польши, то есть фактически как акт второй мировой войны.

И что удивительно, многие политики и политологи в России с этим косвенно согласились и начали оправдываться: мол Договор о ненападении с Германией был аморальной, но вынужденной мерой. При этом они сознательно или по недомыслию упустили из виду важнейший политико-правовой момент: СССР своими действиями не мог совершить акта агрессии против Польши по той простой причине, что не захватывал чужую территорию, а просто возвращал районы, незаконно отторгнутые польскими агрессорами в 1920 году. Как же можно назвать такие действия аморальными? Напротив, освобождение своих исконных земель – акт высокоморальный, заслуживающий всяческого одобрения, как внутри страны, так и среди прогрессивной общественности за рубежом.

Понятно, почему этот аспект событий 1939 года замалчиваются польским руководством. Им, наверное, очень хотелось бы вернуть неправедно захваченные в 1919-1920 гг. территории. Но вот «забывчивость» наших западных партнеров, не пожелавших одернуть зарвавшихся поляков, вызывает недоумение. Но обо всем по порядку.

Сразу после восстановления независимости Польши, руководство этой страны во главе с Юзефом Пилсудским начало экспансионистскую политику, направленную не просто на объединение польских земель, но фактически на восстановление польской империи в границах Речи Посполитой. С этой целью в феврале 1919 года поляки вторглись на территорию Белоруссии и заняли обширные районы, включая Минск. Ослабленная гражданской войной Советская Россия не могла противостоять этому наступлению. Польскую экспансию удалось остановить только под давлением Антанты, которая в этом вопросе вынуждена была учитывать позицию лидеров белого движения, в частности генерала Деникина.

В декабре 1919 года Верховный совет Антанты за подписью Клемансо опубликовал Декларацию о восточной границе Польши. В качестве таковой была провозглашена линия, которая проходила через Гродно — Яловку — Немиров — Брест-Литовск — Дорогуск — Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат. В последствие эта линия получила название «линия Керзона». В основе данного решения лежала позиция делегаций США, Англии, Франции, Италии и Японии на Версальской конференции, согласно которой при создании польского государства в него должны были войти только этнографически польские земли. Однако эта граница не устраивала руководство Польши. Отсюда – попытки поляков аннексировать исконные земли белорусов и украинцев. Причем Варшава пыталась в этом вопросе сыграть на противоречиях между белыми и красными, вела переговоры и с теми и с другими. После того, как многомесячные переговоры в Таганроге между Деникиным и представителем Пилсудского не увенчались успехом, начались польско-советские переговоры. Но и эти переговоры закончились провалом. Тогда поляки решили навязать свою волю силой.

На рассвете 25 апреля 1920 г. польские войска вторглись на Украину на широком фронте от Припяти до Днестра. Юго-Западный фронт (командующий А.И.Егоров, член Реввоенсовета Р.И.Берзин) под давлением превосходящих сил противника был вынужден отступать. 28 апреля Политбюро ЦК РКП(б) одобрило план отражения польской агрессии, подготовленный Реввоенсоветом республики. Он предусматривал, что главный удар нанесут войска Западного фронта в Белоруссии. На должность командующего фронтом был назначен М.Н.Тухачевский. Юго-западный фронт должен был наносить вспомогательный удар в общем направлении на Брест. По решению ЦК РКП(б) в военный совет фронта был введен И.В.Сталин. Тем временем, 6 мая поляки заняли Киев.

Контрнаступление советских войск началось 14 мая. Первыми удар нанесли войска Западного фронта, но достичь успеха не смогли. В результате боев к 8 июня фронт стабилизировался практически на той же линии, откуда началось наступление. Более успешными оказались действия Юго-Западного фронта, который был укреплен 1-ой конной армией С.М.Буденного. Войска фронта перешли в наступление 26 мая, а 5 июня 1-я Конная армия прорвала польскую оборону. К 12 июня был освобожден Киев. 20 июня советские войска вышли на линию Житомир — Бердичев — Казатин — Винница.

Успех Юго-Западного фронта заставил поляков отводить войска, противостоящие южному крылу Западного фронта. Это позволило Западному фронту начать преследование отступающего противника. Польское командование было вынуждено перебросить часть войск на южный фланг, чтобы прикрыть бреши в обороне. Это создало благоприятные условия для перехода Западного фронта в стратегическое наступление, которое началось 4 июля. На этот раз войска Тухачевского нанесли удар с правого фланга. Поляки, понеся тяжелые потери, стали поспешно отступать. 10 июля они оставили Бобруйск, 11 июля — Минск, 14 июля – Вильно. Тем временем, 1-я Конная армия к 10 июля овладела городами Ровно и Дубно. Польский фронт находился на грани развала.

В этих условиях правительство Польши обратилось к Антанте с просьбой о вмешательстве. Поляки настаивали на военной интервенции, однако было решено, что Антанта предпримет шаги к установлению перемирия. При этом Польша согласилась принять за основу территориального размежевания с РСФСР «линию Керзона». 12 июля британский министр иностранных дел Керзон прислал в Москву телеграмму с предложением, чтобы РСФСР и Польша заключили перемирие. При этом советское наступление должно было остановиться 50 км восточнее «линии Керзона», а в Восточной Галиции — на достигнутой к моменту перемирия линии фронта. Вопросы разграничения территорий следовало решить на международной конференции в Лондоне. Туда, в частности, должны были быть приглашены и представители Восточной Галиции. Предлагалось также заключить перемирие с Врангелем, в случае отвода его войск в Крым. На размышления Москве давалось 7 дней. Для понимания позиции Сталина, следует особо обратить внимание на то, что по плану Антанты Восточная Галиция должна была участвовать в переговорах отдельно от Польши.

Предложенные Антантой условия выглядели вполне разумными с точки зрения российских национальных интересов и могли послужить хорошей основой для последующих переговоров. Не случайно, глава НКИД Чичерин высказался за принятие данных предложений. По его мнению, следовало бы выйти на «линию Керзона» и вести переговоры с Польшей, подтянув тылы и дав отдых войскам. Ну, а в случае необходимости можно было с этой линии начать новое наступление.

Однако, позиция Чичерина не получила поддержки. Пленум ЦК РКП(б) 16 июля рассмотрел ноту Керзона и принял предложения Ленина. Пленум постановил отвергнуть предложения Англии о посредничестве, дал указание продолжать наступление на польском фронте и даже наметил меры для усиления наступления. На основе ленинских предложений была составлена телеграмма Чичерина с ответом Керзону. Она была передана по радио 17 июля. В телеграмме говорилось, что для установления перемирия Польше необходимо напрямую обратиться к советскому правительству, при этом оно согласно на более выгодную для польского народа территориальную границу, чем «линия Керзона». В этой связи большевистское правительство указывало, что линия Керзона – не справедлива для Польши, так как была установлена под давлением «контрреволюционных русских элементов» и что Антанта пошла по пути «антипольской политики царизма и империалистической великорусской буржуазии». Это последнее положение, вероятно, повергло в шок сотрудников английского МИД. Отдавать большую территорию, чем того требовал противник выходило далеко за рамки традиционной дипломатии и просто здравого смысла. Но большевики руководствовались своими собственными, только им понятными смыслами.

Сталин участия в заседании Пленума не принимал, так как 12 июля отбыл в Харьков в штаб фронта. Формально Ленин поинтересовался его мнением по ноте Керзона, но сделал это в очень своеобразной форме. 12 или 13 июля он направил Сталину телефонограмму, в которой изложил условия Керзона, но одновременно попросил отдать распоряжение «о бешеном усилении наступления». К тому же, Ленин прямо заявил: «У нас хотят вырвать из рук посредством жульнических обещаний победу». Таким образом, вождь дал понять, что его мнение по данному вопросу уже сложилось. В этих условиях, прямо возражать было бессмысленно. Как показывал прошлый опыт, большинство ЦК обычно шло за Лениным. В любом случае об ответе Сталина на эту телефонограмму ничего не известно.

С другой стороны, позиция Сталина по войне с Польшей была сформулирована еще до Пленума и скорее всего, была Ленину хорошо известна. Если бы он захотел, то мог бы принять ее во внимание. Но этого не сделал. Первый раз о войне с Польшей Сталин публично высказался еще 25 мая. «Правда» опубликовала его статью, где давался развернутый анализ перспектив польской кампании. Он, в частности, писал: «В отличие от тыла Колчака и Деникина, тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – “чувство отчизны” – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден… в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства”. Поэтому, сделал Сталин главный вывод, «если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться».

В связи с этим Сталин предлагал сделать основной акцент не на классовое восстание в Польше, а на национально-освободительное восстание в непольских районах, оккупированных Польшей. По его словам, «громадное большинство населения прилегающих к Польше районов (Белоруссия, Литва, Россия, Украина) состоит из непольских крестьян, терпящих гнет польских помещиков». Поэтому лозунг советских войск «Долой польских панов!» находит мощный отклик среди большинства населения указанных районов». Именно этим теоретическим положением можно объяснить недвусмысленное возражение Сталина против «марша на Варшаву». Свою позицию по данному вопросу он изложил в беседе с сотрудником УкрРОСТА, опубликованной в 24 июня в харьковской газете «Коммунист». Сталин прямо заявил, что «было бы ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено». «Следует также помнить, что разложение в массовом масштабе еще не коснулось польской армии. Нет сомнения, что впереди еще будут бои, и бои жестокие», — подчеркнул он. Сталин также коснулся международного аспекта проблемы, отметив, что Польша получит международную поддержку от западных держав. «Ведь мы воюем не только с поляками, но со всей Антантой…, снабжающей поляков всеми видами довольствия».

Еще раз Сталин публично поставил этот вопрос 11 июля. В «Правде» было опубликовано его интервью, где он вновь предостерег против революционной войны с Польшей. Он в частности, сказал: «Наши успехи на антипольских фронтах несомненны. Несомненно и то, что эти успехи будут развиваться. Но было бы недостойным бахвальством думать, что с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву». Примечательно, что эта беседа была опубликована в центральном органе РКП(б) в тот же день, когда РСФСР была вручена нота Керзона. Таким образом, Сталин еще раз призвал руководство большевиков занять более реалистичную позицию по войне с Польшей.

Но как видим, Ленин имел совсем другое мнение. В отличие от Сталина, он исходил из доктрины пролетарского интернационализма. В речи на съезде рабочих и служащих кожевенного производства Ленин так объяснял свое решение: «Если бы Польша стала советской, если бы варшавские рабочие получили помощь от Советской России, которой они ждали и которую приветствовали, Версальский мир был бы разрушен… у нас немного не хватило сил, чтобы дойти до Варшавы и передать власть варшавским рабочим… ». Чуть позже в речи на совещании председателей исполкомов Ленин сказал: «… Советская Россия летом 1920 года выступила не только как сила, обороняющаяся от насилия, от натиска польских белогвардейцев, она выступила на деле как всемирная сила, способная разрушить Версальский договор и освободить сотни миллионов людей в большинстве стран земли».

Из этих заявлений видно, что Ленин руководствовался преимущественно интересами мировой революции, стремлением «подтолкнуть» революцию в Европе. Сначала советизация Польши, затем содействие выходу Германии из Версальской системы. Это, по мнению Ленина, должно было породить экономическое банкротство Франции и революцию там и в Германии. Интересы России, ее национальной безопасности и территориальной целостности в данном случае во внимание не принимались.

Таким образом, очевидно, что позиции Ленина и Сталина представляли собой два разных стратегических курса. Курс Ленина делал ставку на мировую революцию, курс Сталина – на восстание в непольских районах, с целью оторвать их от Польши и превратить в союзников России. Чья точка зрения оказалась правильной показали последующие события.

После решения пленума ЦК главком С.С.Каменев отдал приказ Западному фронту занять Варшаву не позднее 12 августа. В Белостоке был образован Временный революционный комитет Польши в составе Ю.Мархлевского, Ф.Дзержинского, Ф.Кона и Э.Прухняка. Польревком должен был принять на себя всю полноту власти после взятия Варшавы. Наступление советских войск в Польше успешно развивалось.

В этой обстановке всеобщей эйфории Реввоенсовет Юго-Западного фронта 22 июля направил главкому телеграмму с предложением перенести главный удар войск фронта с брестского направления на львовское, то есть в пределы Галиции. Командование Юго-Западного фронта, как писал позднее А.И.Егоров, «считало важным в политическом плане освобождение столицы Восточной Галиции — Львова и намеревалось в дальнейшем оказать поддержку Западному фронту «ударом через Львов в тыл Варшаве». Для обоснования своего предложения командование фронта сыграло на распространенном в Реввоенсовете республики мнении, что для взятия Варшавы достаточно сил одного Западного фронта. Руководство фронта также подогревало опасения Москвы о возможности вступления в войну Румынии. А для предотвращения этой, как оказалось, иллюзорной угрозы была, якобы, необходима концентрация советских войск вблизи румынской границы.

Представляется, что идея переноса направления удара фронта на Львов принадлежала именно Сталину. Это четко следует из тех оценок войны с Польшей, которые он давал ранее. По мнению Сталина, наступление в Восточной Галиции открывало реальные перспективы для отрыва этой территории от Польши и создания там просоветского правительства. В населении Восточной Галиции преобладали украинцы, которые предпочли бы образовать собственное государство или присоединиться к Украине, но никак не к Польше. Еще 8 июля на Украине был создан Галицийский революционный комитет (Галревком), работа которого велась под общим лозунгом изгнания поляков, и 1 августа в Тернополе была провозглашена государственная самостоятельность Восточной Галиции с задачей установления советской власти. К тому же, Антанта дала ясно понять, что не рассматривает Восточную Галицию как часть Польши и позволит ее представителям самостоятельно участвовать в мирной конференции.

С другой стороны, как следует из оценок Сталина, он считал наступление на Варшаву бесперспективным. Он понимал, что сопротивление поляков в глубине польской территории будет нарастать, что никакого восстания в Польше не произойдет и что на определенном этапе вмешательство Антанты на стороне Польши станет неизбежным. А это неминуемо приведет к поражению советских войск и с польской территории все равно придется уходить. Видимо этим объясняется и скрытое сопротивление командования Юго-Западного фронта приказу о передаче 1-ой Конной армии в состав Западного фронта.

Еще 6 августа главком Каменев отдал приказ Юго-Западному фронту вывести 1-ю Конную в резерв для отдыха и подготовки к новому удару уже на западном направлении. Но поскольку в приказе ничего не говорилось о прекращении львовской операции, командование фронта вывело 1-ю Конную из боя, но вовсе не для того, чтобы ее куда то передавать. А когда 11 августа в штаб фронта поступила конкретная директива Каменева о передаче 1-ой Конной на Западный фронт, то документ не смогли прочитать, так как он якобы был зашифрован с ошибками. Штаб фронта обратился в Москву с просьбой о перешифровке директивы. Повторная директива пришла в штаб лишь к середине дня 13 августа. В ней сообщалось, что Западный фронт приступает к нанесению удара с целью овладения Варшавским районом. Ввиду этого предлагалось временно отказаться от овладения Львовским районом и направить для поддержки Западного фронта возможно больше сил. В директиве указывалось, что 12-я армия Юго-Западного фронта должна наносить удар в направлении на Люблин, а 1-я Конная должна выйти в район Замостье — Томашов — Грубешов.

Однако командование Юго-Западного фронта еще 12 августа отдало 1-ой Конной армии приказ о возобновлении наступления на Львов и обратилось в Москву с просьбой оставить ее в составе фронта. К моменту получения перешифрованной директивы войска Буденного уже ввязалась в упорные бои за город. Об этом командование фронта и сообщило в Москву 13 августа. Для содействия Западному фронту выделялась лишь 12-ая армия, которая в то же время обеспечивала с севера удар 1-й Конной армии на Львов. Однако главком Каменев в тот же день отклонил просьбу Юго-Западного фронта об оставлении 1-ой Конной в составе фронта и потребовал с 12 часов 14 августа передать ее Западному фронту.

После этого указания Реввоенсовет Юго-Западного фронта направил соответствующую директиву командованию 12-й и 1-й Конной армий. Однако после этого саботаж сместился на следующий командный уровень. Получив 15 августа приказ Западного фронта о переброске 1-ой Конной в район Владимира-Волынского, командование армии отказалось его выполнять по формальным основаниям: в приказе отсутствовала подпись члена РВС фронта. На повторный приказ от 17 августа Буденный ответил, что «армия в данный момент для новой перегруппировки выйти из боя не может». В итоге 1-я Конная продолжала бои за Львов вплоть до 19 августа. А после этой даты ее переброска на Западный фронт уже утратила смысл, так как войска Тухачевского откатывались назад. В этих условиях логичнее было бы оставить 1-ю Конную в составе Юго-Западного фронта, что позволило бы продолжать бои за Львов.

Вот как оцениваются эти события в Истории ВКП(б), изданной в 1938 году: «Что касается войск южного фронта, стоявших у ворот Львова и теснивших там поляков, то этим войскам “предреввоенсовета” Троцкий воспретил взять Львов и приказал им перебросить конную армию, то есть главную силу южного фронта, далеко на северо-восток, будто бы на помощь западному фронту, хотя не трудно было понять, что взятие Львова было бы единственно-возможной и лучшей помощью западному фронту. Но вывод конной армии из состава южного фронта и отход ее от Львова означали на деле отступление наших войск также и на южном фронте».

Если абстрагироваться от ангажированного стиля изложения и возложения вины на одного Троцкого, то с данной оценкой вполне можно согласиться. Взятие и удержание Львова могло бы позволить оторвать Восточную Галицию от Польши даже в условиях отступления Западного фронта. А вообще, по оценке военных экспертов переброска 1-ой Конной армии на Западный фронт даже 12 августа уже не имела смысла. Такой маневр мог бы иметь эффект, если бы он начал осуществляться 5-6 августа. Но и в этом случае весьма маловероятно, что прибытие 1-ой Конной под Варшаву могло бы изменить стратегический ход советско-польской войны. Для тотальной победы над Польшей имеющихся у РСФСР сил было просто недостаточно.

Таким образом, развитие событий на фронте происходило примерно по тому сценарию, который предсказал Сталин. Чем ближе советские войска приближались к Варшаве, тем сильнее становилось сопротивление поляков. Вместо антиправительственных выступлений произошло сплочение польского общества. 24 июля в Польше было создано национальное правительство из всех партий, включая социалистов. Коммунисты как «агенты Москвы» подверглись репрессиям. Польская пропаганда всячески подчеркивала «самоотверженную борьбу польских войск с нашествием большевиков». За короткий срок был проведен дополнительный набор резервистов.

Не осталась в стороне и Антанта. В Польшу для оказания «моральной и технической помощи» была направлена англо-французская военная миссия. Английскими представителями были лорд д’Абернон и генерал Редклифф, французскими – Жюссеран и генерал Вейган. 25 июля миссия прибыла в Варшаву и приняла активное участие в руководстве операциями польской армии. Генералу Вейгану была предоставлена руководящая роль в обороне Варшавы и подготовке контрудара польских войск. Польше была оказана помощь вооружением и боевой техникой. В ходе боев под Варшавой Антанта спешно направила через Румынию около 600 орудий, которые по прибытии были немедленно введены в бой. Эскадрилья имени Костюшко, действовавшая против армии Будённого, была составлена из американских лётчиков под командованием полковника Фонтлероя.

Антанта также оказала Польше дипломатическую поддержку. 3 августа Керзон отправил советскому правительству по радио новую ноту, в которой предупредил, что Англия начнет интервенцию, если советские войска продолжат наступление за линией Керзона. На следующий день Ллойд Джордж пригласил к себе советского представителя Красина, прибывшего в Лондон, и потребовал немедленно прекратить наступление в Польше, предупредив, что через три дня британский флот выйдет в море, блокада РСФСР будет возобновлена и в Данциге начнется выгрузка боеприпасов для Польши. Ультиматум английского правительства был поддержан демонстративным выходом флота в море.

Впрочем до прямого военного вмешательства Антанты в конфликт дело не дошло в связи с кардинальным изменением обстановки на фронте. 18 августа все польские армии перешли в общее наступление. К 25 августа главные силы Тухачевского с большими потерями отошли в район Липска, восточнее Белостока и Брест-Литовска. А 4-я армия с 3-м конным корпусом и 2 дивизии 15-й армии отступили в Восточную Пруссию и были интернированы. Войска Юго-Западного фронта также отходили, ведя тяжёлые бои с превосходящими силами противника.

Боевые действия на польском фронте продолжались до 18 октября, однако их интенсивность существенно ослабла, так как войска обоих сторон были измотаны. А 12 октября в Риге был подписан договор о перемирии и предварительных условиях мира между РСФСР и УССР с одной стороны и Польшей, с другой. Условия мира оказались для России гораздо более тяжелыми, чем те, которые предлагались Антантой. Граница с Польшей прошла значительно восточнее «линии Керзона».

Таким образом, результаты польской кампании продемонстрировали полный провал политики интернационал-коммунистического большинства ЦК РКП(б) как на стратегическом, так и на тактическом уровне. Стратегически ЦК проиграл, поскольку провалилась попытка подтолкнуть революцию в Польше и в Европе в целом. Тактически ЦК проиграл потому, что направил главный удар в центр польского государства, а не в районы, населенные этническими меньшинствами. Также была плохо просчитана готовность западных держав прийти на помощь полякам. Это было вызвано переоцененной революционности и интернационализма западного пролетариата, который, как того ожидали в Москве, своими массовыми действиями должен был блокировать оказание Польше военной помощи.

Показательно, что через год после этих событий Ленин публично признал ошибочность политики ЦК в ходе войны с Польшей. Выступая на пленуме Московского Совета он прямо назвал наступление на Варшаву «ошибкой». «В польской войне мы имели энергичную, смелую Красную Армию, но пошли несколько дальше, чем нужно – к воротам Варшавы, а потом откатились почти к самому Минску», — отметил он.

По существу, интернационал-коммунистическое крыло большевиков в погоне за фантомом мировой революции втянуло Россию в авантюру, которая очень дорого обошлась. Потери Красной Армии в ходе боевых действий точно не известны, но они по всем основаниям должны быть не меньше польских. А это – около 200 тыс. человек. Помимо этого, около 60 тыс. военнопленных умерли в польских лагерях. Таким образом, в ходе войны погибли десятки тысяч русских солдат. И все это для того, чтобы получить результат гораздо хуже того, который можно было иметь и без продолжения войны.

А ведь результат мог бы быть совершенно иным, если бы был принят план Сталина. Если бы основной удар был бы перенесен на Львов, а Западный фронт остановился на «линии Керзона». И было бы принято предложение Антанты о мирной конференции. В этом случае граница в Белоруссии прошла бы намного западнее, Восточная Галиция стала бы советской республикой, а военные потери были бы намного меньше. В этом случае и освободительный поход советских войск на Западную Украину и Белоруссию был бы не нужен. И соответственно не возникло бы исторического мифа о «разделе Польши» между Гитлером и Сталиным по «пакту Молотова Риббентропа». Ведь понятно, что никакого раздела не было. СССР просто забрал свое, положенное ему по праву. А вот Гитлер оккупировал исконные польские земли. И в этом – главная и принципиальная разница, не позволяющая ставить в один ряд СССР и нацистскую Германию.

Не случайно, ни Англия, ни Франция не протестовали против освободительного похода советских войск в Польшу. И это вполне понятно, ибо Лондон и Париж сами придерживались той же позиции, что и Сталин. С долей юмора можно даже заметить, что в 1939 году Сталин наконец-то реализовал план Керзона. Жаль только что многие нынешние политики Евросоюза забыли о прошлой позиции своих собственных правительств и не одернули Варшаву за ее потуги фальсифицировать историю. В период «холодной войны» такой подход был бы вполне объясним, но нас пытаются убедить, что «холодная война» закончилась, что мы теперь партнеры. К сожалению, практика показывает, что это не так. Политика «двойных стандартов» в отношении России по-прежнему продолжается.