Я здесь, чтобы отдать должное и отдать честь этому Институту и его руководителям. Мы разные, но нас, «ястребов», так мало, что мы — союзники.

Шесть лет назад, когда в очередной раз формулировалась политика России в отношении ближнего зарубежья, она развивалась под впечатлением шока, который испытывала наша государственная власть от «оранжевых» революций. К тому времени потребовалось целых три года приближения «оранжевых» сценариев к территории России, чтобы этот шок стал фактом. Но он стал фактом, и поэтому политика в отношении ближнего зарубежья формулировалась как отдельное направление деятельности исполнительной власти.

Тогда, проанализировав действия противника на сопредельных территориях, мы пришли к выводу, что ближайшими — даже не стратегическими, а тактическими — целями противника является фрагментация политического и географического пространства России, в том числе того, что непосредственно примыкает к внешним границам России. И одним из способов нейтрализации этих усилий, противоречащих нашим национальным интересам в ближнем зарубежье, была концепция передвижения, отодвигания фронтира, грани фронта, конфликтной границы, — подальше от государственных границ России: в тыл, вглубь, во второй эшелон наступающего противника.

Поэтому мы с особым интересом, — я говорю об этом с практической точки зрения и, надеюсь, вы не будете упрекать меня в аморальности, — стали вновь анализировать сдерживающий потенциал межнациональных конфликтов в сопредельных территориях и государствах.

Мы вновь начали анализировать сдерживающий потенциал межобщинных конфликтов и потенциал непризнанных государств, которые сами по себе дороги были нам, и по-прежнему дороги остаются те, что ещё не признаны. Дороги не потому, что они порождают конфликты, а потому что они как «Аэций, последний римлянин», — все еще несут в себе остатки, «Брестские крепости» исторической России.

Поэтому по внутреннему, дальнему от нас контуру сопредельных государств была вновь осознана субъектность Нагорного Карабаха, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья, Виленского края в Литве, Латгалии в Латвии, Принаровья в Эстонии, земли сету в Эстонии, конфликтная зона в восточной части Ферганской долины, Оше, — между Узбекистаном и Киргизией, контактная зона в Ходженте на севере Таджикистана — между таджикской властью и узбекским населением этой области, и так далее. Это можно продолжать бесконечно: талыши, грузины, живущие в Азербайджане, азербайджанцы, живущие в Квемо-Картли, и армяне, живущие в Джавахке…

Все это имело целью не провоцирование розни, а предъявление нам самим сложности окружающей нас картины. Потому что когда на тебя наступают танковые колонны, кажется, что у противника ничего, кроме проблем бензина и танковых колонн, нет, в то время как у него дома масса нерешенных проблем — и очень разнообразные и слабые тылы.

Бог миловал: через год в целом агрессивный «оранжевый» запал заметно сдулся, но и наше государство потеряло интерес к периметру ближнего зарубежья. Как сказал мне тогда Глеб Павловский, — «страх прошел». И вот, пять лет  спустя, как усилия закончились, мы находимся в стадии очередного исторического отступления, мы все – свидетели этого.

Наши мужественные усилия, наши «Брестские крепости» стоят. Но факт налицо: несмотря на недавнее создание Фонда поддержки и защиты прав соотечественников за рубежом, есть прошлогодний подписанный президентом закон о соотечественниках, который из всех миллионов соотечественников в собеседниках у нашего государства и в первую очередь МИДа — оставляет 15 комсомольцев, «профессиональных русских» из числа подкупленных и прикормленных посольствами, что является катастрофой для отношений России с зарубежными соотечественниками.

В 2006 году «страх прошел» и активная линия на сдерживание стала исчерпывать себя и выдыхаться — и для нашей общественно-государственной внешней политики, которая не сводится к «паркетной дипломатии», стало всё более очевидным, что очень серьезными, сопоставимыми с «Вашингтонским обкомом» и с нами самими, игроками на сопредельных территориях являются не только их внутренние конфликтные зоны, но и их другие соседи, конкурирующие «метрополии». Для Молдавии — Румыния, для Украины — Румыния, для Румынии — Венгрия, для Украины — Польша, для Литвы – Польша, Турция в отношении Закавказья и дальше, дальше, включая 400.000 натурализованных афганцев в Таджикистане.

Мы обнаружили, как мольеровский герой, что мы «говорим прозой», что мы — не единственные соседи нашего ближнего зарубежья. И что, если оценочный товарооборот Киргизии с Россией — 800 миллионов, Киргизии с Казахстаном — 400 миллионов, то с Китаем её теневой оборот – 1 миллиард 200 миллионов. И эта реальность гораздо более существенная. Обнаружив, что мы не единственные соседи, начав понимать, что афганский, турецкий, польский, румынский, венгерский — факторы будут набирать обороты и набирают буквально каждую неделю, что в сопредельных государствах мы не единственные внешние игроки, мы стали отдавать себе отчет в том, что историческая инерция наших соперников в сопредельных государствах не сводится к деятельности «Вашингтонского обкома», и деятельность его была бы смешна и бесполезна, если бы не опиралась не просто на восточноевропейский ревизионизм, реваншизм, национализм, русофобию, — но и на мощную имперскую традицию.

Если мы понимаем, что – наряду с российской — для Закавказья османская и персидская имперские традиции приоритетны, то для Восточной Европы имперская Польша (вернее, де-факто имперская Речь Посполитая), имперская Австро-Венгрия (в Вышеградской четверке Чехии, Словакии, Венгрии и Польши) важны не только для самоорганизации новой Европы. И нет ничего в новых событиях на сопредельных территориях, что не повторяло бы старый имперский шаблон, конкурирующий с шаблоном Российской империи.

И осознавши это, мы отступаем. Открыв ящик Пандоры, мы отступаем. Обнаружив и акцентировав проблему польского меньшинства в Литве, мы не способны сделать ничего в собственных интересах. Как в Литве, где только в союзе с поляками местные русские смогли бороться за свои языковые права – и тут же оказались слабым звеном меньшинственной коалиции, потому что за спиной местных поляков стояла всей своей государственностью Польша, а за спиной русских – никого.

Мы отступаем, мы будем отступать. Но разбуженные фрагментирующие энергии развиваются уже самостоятельно и фрагментация пойдет далее. Чтобы защититься, мы акцентировали эту линию сдерживания, и она уже приобрела инерционный характер, защищает нас. Глядишь, мы доживем и до того момента, когда мы тоже пойдем в атаку. Спасибо.