Среднеазиатские государства после обретения ими независимости в лице правящих элит «активно поддерживали политически приемлемые для них формы мусульманской религии, пытаясь таким образом создать национальные формы ислама, легитимирующие существующие политические системы светских государств»^[1].

С учетом того обстоятельства, что все президенты этих стран, которые в той или иной степени придерживаются авторитарного стиля правления, и подавляющее большинство представителей элиты в той или иной степени самоидентифицируют себя мусульманами, религиозный фактор играет немаловажную роль в их политических системах.

Так, Нурсулатан Назарбаев – президент Казахстана, одной из самых сильных в экономическом и военном положении стран Средней Азии, несмотря на свою «светскость» с пиететом относится к исламу как религии и возможности использования его позитивного потенциала не только в борьбе с экстремизмом, но и в экономике. Так, в 2010 году по его личной договоренности с руководством ОАЭ в Казахстане был создан и успешно функционирует исламский банк «Аль-Хиляль»^[2]. Для этого пришлось даже внести специальные изменения в законодательство республики. Вместе с тем низкий уровень религиозности казахов привел на волне «религиозной вольницы» 90-х годов прошлого века к проникновению в казахстанское общество, включая элиту, таких сектантских течений как салафиия (ваххабизм) и хабашизм. Так, по до сих пор официально не опровергнутой информации, которая стала достоянием СМИ, назначенный в 2013 году муфтий Казахстана Ержан Маямеров является хабашитом^[3]. Указанные обстоятельства явно не способствует стабильности общества и последние события, связанные с вылазками экстремистов в Актобе и Алма-Ате доказательный тому пример^[4]. Другой оборотной стороной слабой религиозности казахстанского общества стала активная и не безуспешная прозелитическая деятельность среди представителей исторически мусульманской титульной нации миссионеров различных христианских церквей и сект, что также не способствует межрелигиозной гармонии в этой стране^[5].

В Узбекистане несмотря на «жесткий» прессинг силовиков в отношении практикующих мусульман, вызванный боязнью радикализма, сам президент Ислам Каримов на склоне лет становится все более религиозным человеком. Возможно именно об этом свидетельствует относительное послабление с его стороны в отношении представителей традиционного ислама, которые не только приобретают определенную «индульгенцию» от преследований силовиков, но и занимают ведущие позиции, в частности в руководстве мусульманских учебных заведений Узбекистана. Вместе с тем масштаб внутреннего недовольства действиями властей в отношении практикующих мусульман явными перегибами правоохранителей в их отношении значителен^[6]. Это в определенной мере представляет собой угрозу перспективе мирного процесса передачи верховной власти в стране в будущем.

На фоне усиливающихся кризисных явлений в экономике Узбекистана в настоящее время отмечается активность мусульманских радикалов. По числу уехавших воевать в Сирию и Ирак, это государство на втором месте после России среди постсоветских стран. Данная проблема «завязана» в том числе и на клановую политику. «В Узбекистане существует традиционное «разделение труда» между региональными кланами, которое характеризуется пословицей: «самаркандец правит, ташкентец считает деньги, ферганец молится». Эта пословица подчеркивает особую роль ислама именно в Ферганской долине, а также факт того, что ключевые духовные лица в Узбекистане традиционно происходят из Ферганской долины.

В ходе постсоветской эволюции к власти пришли самаркандский (к нему относится сам президент) и ташкентский (он контролирует экономику) кланы. Ферганский клан, по мнению многих экспертов, традиционно использовал угрозу исламского экстремизма как способ повышения собственного влияния. Описанные в общих чертах внутриклановые расклады очень важны в свете того, что до сих пор не решенная проблема «наследования власти» может вызвать резкое обострение межклановой борьбы»^[7].

В Таджикистане роль мусульманского фактора в политической системе остается традиционно высокой во всех слоях общества^[8]. Братоубийственная гражданская война 90-х годов наглядный и весьма нелицеприятный тому пример несмотря на то, что основной ее причиной было все же межклановое противостояние. Если рассматривать современные реалии, то зримым свидетельством этого является бегство в ДАИШ в апреле 2015 года командира отряда милиции особого назначения (ОМОН) МВД Таджикистана полковника Гульмурода Халимова^[9]. В этом контексте запрет деятельности Партии исламского возрождения Таджикиставна (ПИВТ), которая на протяжении ряда лет после прекращения гражданской войны выполняла функцию «выпуска протестного пара» «притесняемых режимом Рахмона мусульман», делает перспективу мирной передачи власти в стране далеко не безоблачной^[10].

В Киргизии несмотря на исторически сложившуюся относительно низкую религиозность населения, особенно северян, с середины 80-х годов прошлого века идет по нарастающей значение ислама как религии во всех сферах жизни граждан^[11]. Во многом этому способствует распространение среди киргизов миссионерского движения «Таблиги Джамаат», представителем которого является и нынешний муфтий Максатбек Токтомушев. Президент республики Алмазбек Атамбаев несмотря на его публичную светскую риторику постепенно становится все более религиозным, в том числе и под внешним влиянием. Вместе с тем принципы «светскости» как наследие советского прошлого еще весьма сильны в киргизском обществе и не позволяют религиозному фактору выйти на ключевую роль в политической системе государства.

Власти Туркмении несмотря на сильную авторитарность и аполитичность коренного населения^[12] пытаются использовать исламский фактор в своих интересах, правда с явными перекосами, несовместимыми с установками религии^[13]. Так небезызвестная книга бывшего президента Сапармурата Ниязова «Рух нама» была в свое время возведена в ранг, чуть ли не сравнимый с самим Священным Кораном. Эти и другие аналогичные негативные факторы в религиозных вопросах, связанные с культом личности первых лиц этого государства оказывают отрицательное влияние на имидж властей среди мусульманской уммы в целом и могут способствовать росту радикализма в дальнейшем при возможной смене власти.

Таким образом, несмотря на в целом светский и в той или иной степени авторитарный характер политических систем среднеазиатских государств «исламский фактор» все же играет в них пусть и не ключевую, но достаточно весомую роль и от того в какой мере он будет «в гармонии» с духовными запросами большинства населения зависит то, насколько «мирным» будет процесс смены верховной власти в конкретно взятой стране в будущем.