В контексте общественной дискуссии, развернувшейся в преддверии 65-летия Великой победы, тема коллаборационизма (то есть сотрудничества части советских граждан с оккупационными немецкими властями) продолжает оставаться весьма горячей и актуальной. Ситуация приобретает подчас несколько странный оборот. Так, имена Власова или руководителей так называемой «Локотской республики» с подачи определенного круга авторов всегда на слуху, а посвященные им работы можно купить буквально повсюду – «от Москвы до самых до окраин». В то же время, героизм солдат и офицеров Красной Армии даже в трагическом 1941 году – а именно тогда, еще до битвы за Москву, вермахт начал нести тяжелые потери – является предметом исследований достаточно узкого круга специалистов, теряясь на фоне жизнеописаний Власова, Воскобойника, Каминского и иже с ними[1].

29 апреля в «Независимой Газете» появилась очередная статья неслучайного Гавриила Попова, выпустившего ранее книгу, восхваляющую генерала Власова, с призывом «полностью пересмотреть все его взгляды и подходы ко Второй мировой». Мимоходом называя фашизм «самой агрессивной частью мирового социализма», бывший мэр Москвы заявляет: «мы эту войну фактически начали… потому что сначала был заключен пакт о ненападении, а потом сами же воевали с Финляндией, вводили войска в Прибалтику, брали Западную Украину и Западную Белоруссию». В статье недвусмысленно проводится мысль, что Сталин был хуже Гитлера, а «дальновидный» Власов, идя с фюрером на сотрудничество, все это понимал[2].

Конечно, взгляды Попова и ему подобных никогда официально не разделялись российским руководством, даже в смутные 90-е годы, что, однако, не мешает ревизионистам вновь и вновь высказывать свою специфическую точку зрения с использованием, в том числе, статусных медийных площадок. При этом в некоторых государствах, образовавшихся на месте Советского Союза, пересмотр истории принял, как известно, тотальный и откровенно враждебный по отношению к России характер, причем процесс этот приобрел весьма серьезную инерцию.

Опасность этих деструктивных процессов стала в последние годы серьезно осознаваться российским обществом и государством. Президентским указом была создана соответствующая комиссия, уже несколько лет в Государственной Думе обсуждается законопроект, касающийся попыток явочного пересмотра решений Нюрнбергского трибунала и призванный выработать меры противодействия этому со сторон Российской Федерации. Различные неправительственные организации, такие как фонд «Историческая память», Фонд исторической перспективы, занимаются издательской деятельностью, в том числе по вопросам, связанным с проявлениями коллаборационизма на территории отдельных советских республик в годы Великой Отечественной войны. 12 ноября 2009 года в Российском институте стратегических исследований состоялся международный круглый стол на тему: «Коллаборационизм и предательство во Второй мировой войне. Власов и власовщина». На страницах электронного издания «Фонд стратегической культуры» регулярно рассказывается о попытках «по-новому» взглянуть на события 1941 – 1945 годов, которые предпринимаются теперь уже и в Белоруссии.

Международная научная конференция на тему: «Страницы истории Второй Мировой войны. Коллаборационизм: причины и последствия» стала еще одной попыткой взглянуть на этот сложный и свойственный любым войнам феномен с научных позиций, без идеологической зашоренности и предвзятости. Мероприятие было организовано Институтом стран СНГ совместно с Россотрудничеством и РИА Новости. Что особенно ценно, в ходе конференции были представлены весьма интересные социологические данные, способные придать теме коллаборационизма весьма актуальное современное звучание.

Интересный эпизод, касающийся отношения к местным пособникам Гитлера в Индии, привел в своем вступительном слове директор Института стран СНГ К. Затулин. Как известно, Индия в годы Второй мировой войны оставалась составной частью Британской империи. Борьба за независимость охватила широкие слои индийского населения, однако его подавляющее большинство поддержало решение Великобритании выступить в войне в составе антигитлеровской коалиции. В то же время, часть Индийского национального конгресса во главе с Чандрой Босом поддержала японцев, сражаясь в союзе с ними против англичан на подступах к Индии. После окончания войны Бос нашел убежище в Японии, он был похоронен в храме Ясукуни, однако в самой Индии его имя забыто и вычеркнуто из истории освободительной борьбы.

Совсем не то мы наблюдали еще совсем недавно в некоторых постсоветских государствах. Так, некоторые результаты проведенного в апреле 2010 года на Украине репрезентативного социологического опроса озвучила заместитель директора компании «R&B Group» М. Касьян. Несмотря на пятилетие ющенковской идеологической вакханалии, украинскими гражданами в абсолютном большинстве сохраняется понимание решающего вклада Советского Союза, русского, украинского и белорусского народов в победу над нацизмом. Роль Сталина оценивается неоднозначно, но также в целом достаточно высоко. Что касается сотрудничества части населения с гитлеровскими оккупантами, то при понимании причин и мотивов подобного поведения присутствует непримиримое к нему отношение (хотя градус осуждения коллаборантов несколько выше в Российской Федерации, о чем мы еще скажем). Более 50 процентов опрошенных граждан Украины полагают, что коллаборационизм был единственным способом выжить, причем около половины граждан полагают, что коллаборанты помогали другим украинцам. Более половины граждан заявили, что не стали бы сотрудничать с оккупантами, однако около трети затруднились с ответом на соответствующий вопрос. Конечно, неудивительно, что запад страны более лояльно относится к коллаборатнам, нежели восток и юго-восток. При этом 47 процентов опрошенных уверены, что формирования ОУН – УПА воевали на стороне Германии против Красной Армии. В отличие от навязывавшихся ющенковскими идеологами мифов, по мнению 88 процентов опрошенных, большинство представителей украинского народа сражалось именно в рядах Красной Армии. Столько же граждан уверены в непреходящем значении Дня Победы 9 мая. Более половины граждан положительно оценивают деятельность Жукова, Ковпака, Кожедуба, в то время как у Бандеры и Шухевича соответствующий показатель – 21-22 процента. 65 процентов опрошенных – против присвоения Бандере звания герой Украины, однако выступают за лишение его, а также Шухевича этого звания – уже 52 процента. В целом, можно констатировать, что идеология героизации нацистских пособников не получила поддержки большей части украинского общества.

Это, впрочем, ни коем случае не означает самоуспокоенности. Украинские участники круглого стола – Петр Толочко, Вадим Колесниченко и другие – с тревогой говорили о тотальном переписывании учебников, о смене общественных настроений (50 процентов граждан, готовых в той или иной форме оправдать предательство – это заставляет задуматься), о поддержке акций радикальных националистов со стороны руководства некоторых областей, о провокациях и беспорядках, устраиваемых националистически настроенными силами в ответ на попытки представить объективную информацию о деяниях их идейных предшественников – таких, например, как Волынская резня поляков. Деструктивные процессы начались задолго до прихода к власти Ющенко, и продолжались вне зависимости от степени радикализма взглядов тех, кто определял идеологические ориентиры новой украинской государственности. Сторонники «нового прочтения» исторических фактов напирают на то, пересмотр неизбежен вследствие появления неких новых источников. В то же время, если следовать до конца их логике, то можно начать обсуждение вопроса о передаче Польше Западной Украины, которая была воссоединена с остальной частью Украинской ССР именно после столь поносимого националистами «пакта Молотова – Риббентропа». Вот и получается, что западноукраинский депутат обличает в прямом эфире Сталина и одновременно почему-то возмущается тем, что Польша и Румыния считают украинские земли своими…

Интересно сопоставить данные украинского опроса с ответами на аналогичные вопросы в России, которые были представлены ВЦИОМ. Так, две трети опрошенных россиян сотрудничества с оккупантами простить не готовы, и, соответственно, никогда не стали бы с ними сотрудничать. Однако российская молодежь стремительно теряет историческую память. Так, половина опрошенных молодых людей в возрасте до 24 лет не знают точной даты нападения гитлеровской Германии на СССР, причем пятая часть не знает ни дня, ни месяца, ни года начала Великой Отечественной войны. На этом фоне уже неудивительно, что только треть всех опрошенных респондентов знает год начала Сталинградской битвы и снятия блокады Ленинграда[3]. По свидетельству Т.Шевкунова, из 35 первокурсников Сретенской семинарии, где учатся студенты со всей России, имя генерала Карбышева знали только двое. Очевидно, что такого рода знания в школе более не сообщаются[4]. Стоит ли говорить, что в этом случае всевозможные подделки, представляющие главным героем войны с советской стороны «штрафника» и «суку-особиста» и оправдывающие, если не прославляющие пособничество оккупантам, будет находить все больше и больше внимательных зрителей?

Известно, что общие потери Советского Союза войне составляют приблизительно 26,5 млн. человек, из которых на боевые потери приходится немногим более 8,66 млн. чел. (при совокупных потерях гитлеровского блока в 9,3 млн. чел.), а около18 млн. чел. – это мирное население, погибшее в результате фашистских зверств на оккупированной территории[5]. Разумеется, в сложившихся экстремальных условиях часть населения пошла — в силу самых различных обстоятельств — на те или иные формы взаимодействия с захватчиками. Профессор Новгородского университета Борис Ковалев выделяет следующие формы коллаборационизма: военный, административный и вынужденный. Как известно, по итогам амнистии 1955 года лица, так или иначе поставившие свои интеллектуальные и иные таланты на службу оккупантам, были освобождены и проживали впоследствии в различных уголках Советского Союза, где по понятным причинам особой любовью окружающих не пользовались – автору этих строк доводилось слышать об этом неоднократно. Примечательно, однако, что, что власти на эту амнистию «административным» коллаборантам пошли, признавая тем самым всю неоднозначность и трагизм военных лет (военных коллаборантов амнистия не коснулась, их искали и судили вплоть до 1990-го года – вспомним хотя бы замечательный фильм «Противостояние»). Конечно, нацисты в своей политике на оккупированных территориях использовали и фактор недовольства части населения сталинскими репрессиями (например, в Ленинградской области устраивались показательные акции по возвращению некогда раскулаченным части имущества), и крупные неудачи Красной Армии в 1941 году, и стремление маргинальной части населения повысить свой социальный статус в глазах окружающих, и национальный фактор (например, некоторые поселения выходцев из Прибалтики на территории Ленинградской области стали «братскими партизанскими могилами»).

Тем не менее, коллаборационизм на территории Советского Союза, оказавшейся временно подконтрольной нацистам, не принял массового характера. Впрочем, в выступлениях некоторых участников конференции, в частности преподавателя исторического факультета британского Экзетерского университета Николаса Терри, прослеживались попытки в мягкой форме утверждать обратное. Можно было услышать рассуждения о локальной «гражданской войне низового уровня» между самими русскими, жестокость которой, мол, недооценена историками как в России, так и на Западе (ориентировка, в каком направлении «копать», создавая очередные псевдоисторические подделки?), о том, что партизаны и коллаборационисты были «двумя сторонами одной и той же медали». Наконец, был выброшен концепт «русского гестапо», под которым имелась в виду секретная полиция под эгидой СД и секретная полевая полиция общим количеством около 2000 человек. Тезис о «русском гестапо», которое якобы превосходило по «эффективности» органы НКВД, как представляется, призван снять ответственность с «немецкого гестапо» по крайней мере за часть преступлений, творившихся им на оккупированных территориях. Стремление «сметить акценты» присутствовало и в докладах, посвященных проблеме коллаборационизма в европейских странах – а он носил, как известно, достаточно системный характер. Так, попытки научного сотрудника Университета Осло Ника Брэндала представить послевоенные антинацистские «чистки» в Норвегии чуть ли не тотальным явлением выглядели, откровенно говоря, не слишком убедительными. Факты массового коллаборационизма жителей европейских стран вряд ли можно скрыть за рассуждениями о героическом движении Сопротивления, которое в реальности имело массовый размах только в Сербии, а в остальных странах старой Европы носило вполне локальный характер, лишь в ничтожно малой степени воздействуя на военную машину Берлина[6]. При этом большинство русской эмиграции, состоявшей преимущественно из последовательных борцов против советского режима, начиная с 1941 года, заняли, по оценке директора Российского института стратегических исследований Л.П. Решетникова, в годы войны позицию невмешательства и внутренней лояльной поддержки СССР. Именно поэтому вряд ли стоит подхватывать миф о том, что большая часть русской эмиграции активно поддержало нацистов[7].

В годы войны советское руководство прекрасно понимало, залогом Победы может быть исключительно консолидация народа. Не менее важным представляется этот фактор сегодня, в условиях все более усложняющихся международных процессов. Послевоенная Ялтинско-Потсдамская система де-факто не существует, альтернативы ей не создано, а следовательно – всё возможно. Объективное и непредвзятое изучение прошлого со всем его трагизмом и героизмом необходимо для того, чтобы сделать правильные выводы на будущее. Надо понимать также и то, что нет таких тем, обсуждение которых было бы неудобным для нашей страны. Только обсуждать их надо без истеричного надрыва и желания понравиться кому-либо из полагающих себя обиженными контрагентов. Это предполагает активную и инициативную линию в ведущейся сегодня «войне интерпретаций» фактов и событий Второй мировой войны, включая адекватное обсуждение вопроса о генезисе гитлеровского нацизма и его разнообразных связях с «либеральными» и не очень европейцами.