Подписанный 21 апреля в Харькове договор о продлении пребывания Черноморского флота России на территории Украины стал главной темой украинской внутренней политики. По просьбе «Материка» ситуацию прокомментировал Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогнозирования (Украина).

— Какое влияние на общественно-политическую ситуацию на Украине окажут подписанные в Харькове договоренности? Могут ли они привести к переформированию или поляризации политических сил на Украине?

— Они уже оказали серьезное влияние на политическую ситуацию на Украине, поскольку показали абсолютную поддержку большинством населения самых радикальных шагов новой власти по сближению с Россией. Показали практически полную маргинализацию и слабость оппозиции, которая, заявляя о том, что Украина продана и потеряна и оппозиция готовится к уличным акциям, протестам, едва ли не к революции, оказывается способной в течение месяца выставить на улицы всего лишь от двух до трех тысяч человек, свезенных со всей Украины. То есть, фактически власти в масштабах Украины удалось в значительной степени объединить общество вокруг идеи ликвидации последствий правления Ющенко. Я не могу сказать, что это объединение случилось во всех регионах, очевидно, что 3-4 западных области смотрят на эти вещи несколько иначе. Но если говорить о государстве Украина, то очевидно, что этот процесс пошел.

— Насколько реально воплощение в жизнь инициатив по экономическому объединению ключевых компаний Украины и России (газовый, ядерный, самолетостроительный, судостроительный комплексы)? Какое влияние они способны оказать на российско-украинские отношения и внутриполитическую ситуацию на Украине?

— Думаю, что это абсолютно реально. И, возможно, реально даже вопреки воле действующего украинского правительства, потому что понятно, что никто не хочет терять ни полностью контроль, ни даже и части контроля над крупными промышленными компаниями, крупными промышленными объектами. Однако последние 5 лет бездарного «оранжевого» правления довели не только «Нафтогаз», но и авиастроительную отрасль, и другие крупнейшие промышленные компании до такого состояния, когда речь идет о том, что их надо спасать на любых условиях. Соответственно, если мы говорим об объединении НАК «Нафтогаз Украины» с «Газпромом», то понятно, что это будет объединения младшего партнера со старшим, что речь будет идти о той или иной форме поглощения. Ведь вопрос сейчас фактически в том, будет ли «Нафтогаз» объединен с «Газпромом» и таким образом спасен или «Нафтогаз» останется украинским и погибнет. Потому что ведь у нас все правительства привыкли из крупных государственных компаний (это касается не только НАК «Нафтогаз Украины», но и других компаний, в частности НАК «Энергоатом») выкачивать ресурсы для бюджета. Им эти компании казались бездонным финансовым колодцем. В результате в прошлом и позапрошлом годах их финансовая ситуация резко ухудшилась. «Нафтогаз» фактически оказался вообще банкротом, поэтому сейчас речь идет о нем. В других компаниях дело не намного лучше, просто они не так влияют на общественное сознание. У правительства сейчас нет денег, чтобы закачивать их в «Нафтогаз». Наоборот, оно бы с удовольствием сейчас еще бы выкачало из «Нафтогаза» что-то, если бы это что-то там было. Поэтому понятно, что при таком подходе компания просто рано или поздно умрет. Причем это случится скорее раньше, чем позже. У правительства выбор небогатый: либо принимаются российские предложения, либо мы остаемся вообще без данной компании. И я думаю, что даже поглощенный «Газпромом» «Нафтогаз» в какой-то доле украинского участия будет давать и государству Украина и украинскому бюджету значительно больше прибыли, чем «Нафтогаз» мертвый.

— Будет ли, в самом деле, это сближение сопровождаться мерами по изменению культурной, языковой, образовательной политики Украины? Какие изменения возможны?

— Во-первых, эти изменения уже происходят: где-то явочным порядком, где-то, как в министерстве образования, благодаря инициативам руководителей, назначенных уже новой властью. С моей точки зрения, мы должны вернуться, и это сейчас постепенно происходит, к нормальной гуманитарной, образовательной, культурной политике, когда никто не навязывает другому человеку свои интересы и ценности. Для того чтобы было понятно, скажем, в 60-е годы не в каждой семье был телевизор, и зачастую собирались несколько советских семей смотреть один или два существовавших на тот момент канала. Потом, когда каналов появилось три-четыре и телевизор пришел в каждую семью, если кто-то хотел смотреть один канал, то на второй уже невозможно было переключить. Сейчас у нас есть возможность – во всяком случае, у многих – есть возможность поставить в доме два, три, четыре телевизора, и тогда каждый член семьи будет смотреть тот канал, который захочет. Так вот, предыдущая власть требовала, чтобы по всем четырем или пяти телевизорам в доме шел один и тот же канал, который нравился руководителю данной власти. Сейчас мы возвращаемся к тому, что каждый смотрит, что хочет. Власть фактически дает возможность регионам проводить свою собственную культурную, образовательную и т.д. политику. Естественно, она координируется из единого центра, потому что определенные стандарты принимаются центральными органами власти, но в вопросы, допустим, установки памятника, переименования улиц и т.д. никто не вмешивается, никто не издает декреты, какие памятники должны стоять на Украине, а какие не должны, и именами кого и чего должны называться улицы. Я думаю, что это нормальный и естественный процесс, и думаю, что в принципе власть пошла по правильному пути, потому что это достаточно тонкая, деликатная сфера – культура и вообще гуманитарная сфера, и она не требует грубого вмешательства извне. Какие бы разумные, правильные декреты не издавались властью, они всегда будут не нравиться, причем будут не нравиться значительной части общества. Поэтому главное – дать возможность людям жить так, как они хотят, читать те книги, которые они хотят, смотреть те фильмы, которые они хотят, общаться на том языке, на каком они хотят, и тогда в стране все будет спокойно. Меня очень удивляет, когда по поводу Черноморского флота больше всего беспокоятся где-то во Львове или в Тернополе люди, которые ни Черного моря, ни флота никогда не видели. Так вот, если люди будут беспокоиться о своих проблемах, а не о проблемах своих соседей, все будет хорошо.

— Сможет ли оппозиция эффективно противостоять реализации договоренностей по российско-украинскому сближению? Выигрывает ли оппозиция от противостояния по этим вопросам с президентом и правительством?

— Оппозиция остается маргинализированной. Последние ее выступления показывают, что не только эффективно, она вообще никак не может противостоять: через 5 лет после Майдана, на который выходило по тридцать, сорок, пятьдесят тысяч человек, привести две тысячи под Верховную Раду – это смешно. Тем более, утверждая, что гибнет государство. Две тысячи человек пришли спасать государство. Извините, по психушкам в стране можно было бы набрать больше. Поэтому естественно оппозиция противостоять не может – ни эффективно, ни конструктивно – никак. Фактически оппозиция заняла гибельную для себя нишу в тот момент, когда Юлия Владимировна со своей политической силой приняла абсолютно ущербные бандеровские лозунги, которые до этого были свойственны Виктору Андреевичу. Во-первых, она сузила себе пространство для маневров, во-вторых, практически она начала толкаться на той территории, на которой были сосредоточены 5% или 3% Ющенко, 0,5% Тягнибока, 0,5% Костенко и т.д., а в целом не больше 10% избирателей, преимущественно компактно расположенных в западных областях и частично мигрировавших в Киев. Борьба за 10% общего электората среди 20 или 30 необандеровских партий заранее обречена на провал. Пришел бы Тигипко и получил 5%, а все остальные поделили бы между собой остальные 5% — вот это уровень их поддержки и уровень их возможностей.