Выступление на научно-практическом семинаре «Ситуация вокруг Ирана и ее влияние на постсоветское пространство», Институт Стран СНГ, 2 февраля 2012 г.

Я бы хотел сначала высказаться по поводу возможности использования Западом иранской оппозиции. Честно говоря, возможности это достаточно слабые. Несмотря на то, что сама теория – один из стандартных вариантов начала «бархатной революции» – это действительно, блокада, воздействие на оппозицию, и чтобы «возмущенный народ» сам сверг правительство, в данном случае это вряд ли сработает. Во-первых, последние несколько лет, во многом уже при правительстве Ахмадинежада, экономическое положение Ирана сильно улучшилось. Это признает даже ООН. И если брать нефтяную зависимость, то Иран зависит от Запада даже в меньшей степени, чем Россия. Довольно большой золотовалютный запас Ирана находится в Иране же, и размещен в производственных мощностях. Более того, они сделали определенные зоны, куда допускают иностранный капитал. И что парадоксально, — несмотря на то, что в развитых странах, в США существует запрет на торговлю с Ираном, на инвестиции в эту страну, одним из самых больших инвесторов Ирана является именно США. Из-за того, что иностранные инвестиции ограничены, их прибыльность велика, а капитал, как мы знаем, ищет любые точки приложения, где только это выгодно. И американцы обходят запреты, как-то дробят инвестиции, используют подставные фирмы и тому подобное. Поэтому экономических условий для использования оппозиции, для народного волнения, в общем-то, не существует. Несмотря на это, мы знаем, что по отношению к власти и конкретно к Ахмадинежаду народ настроен не то, чтобы очень хорошо. Вспомните выборы 2009 года – мы все помним, какие там были волнения. Тем не менее, стоит признать, что насколько оппозиция, народ настроены против Ахмадинежада, , настолько же они настроены против Запада. И возникает глупая для США ситуация – невозможно использовать оппозицию в собственных интересах. То есть, даже если эту позицию поддержать, то в дальнейшем, придя к власти, она будет преследовать свои цели, но не цели США. Поэтому мысль военных аналитиков о невозможности начала в ближайшей или средней перспективе полномасштабной войны получает политическое подтверждение.

Но хотел бы перейти к некоторым последствиям конфликта для стран постсоветского пространства, в частности Южного Кавказа. Во-первых, это, конечно же, Азербайджан. Здесь уже говорилось, что Азербайджан могут попытаться склонить к участию в этой войне, пытаясь сделать элементом торга ситуацию в Нагорном Карабахе. Это может быть очень мощным соблазном для Азербайджана вступить в войну. Но есть ещё и другой фактор. Говоря об оппозиции, нужно отметить, что, если все-таки такая форма деятельности, – именно вовлечение азербайджанской оппозиции, оппозиции, настроенной антипрезидентски, – в Иране будет принята, то Азербайджан может рассматриваться, как плацдарм для тренировки и подпитки этой оппозиции. Одним из последствий вовлеченности Азербайджана в войну, если, опять же, Нагорный Карабах станет разменной монетой, станет огромное количество беженцев. И тогда получится трудно прогнозируемая ситуация . Если представить, что Нагорный Карабах отойдет к Азербайджану, то довольно сильно может укрепиться позиция власти. Но в то же самое время, Азербайджан будет наполнен беженцами из Ирана, которые будут настроены антиамерикански. Здесь столкнутся две волны, одна из которых будет благодарна Америке за то, что та помогла присоединить Нагорный Карабах к Азербайджану; но, в то же время, другая волна будет состоять из тех же азербайджанцев, но иранских, которая будет антиамерикански настроена. Как тогда разложатся карты – сказать сложно.

Армения. Конечно же, ситуация для Армении выглядит наиболее критичной. Если разразится конфликт – Армения будет окружена странами, которые активно выступают за присоединение Нагорного Карабаха к Азербайджану. И в этом случае не исключено, что когда начнется война, Азербайджан под сурдинку захочет решить вопрос Нагорного Карабаха, во что лично я не верю, потому что блицкриг невозможен, а долгую войну ему не дадут вести. Если мы вспомним ситуацию после окончания Казанской встречи прошлого года, которая закончилась ничем, в международном сообществе были некоторые оценки, что это всё бесполезно, что это путь, который ведет в никуда, и нужно начинать принуждать стороны к миру. И вот, когда вокруг Армении замкнется вот это кольцо, возможно, что вариант принуждения начнет превалировать. И в Армении это понимают, конечно же, разрабатывают некоторые методы реагирования. Одним из таких вариантов является сделает поворот Армении к НАТО. В это я, честно говоря, тоже не очень верю. Потому что, во-первых, это не решит задачи сохранения независимости Нагорного Карабаха. Во-вторых, это довольно сильно осложнит ситуацию с Россией, которая, чтобы сбалансировать свои позиции в регионе, будет вынуждена упрочить свои отношения с Азербайджаном, что абсолютно не в интересах Армении. Ситуация тупиковая. Ответов нет, в том числе и у самих армянских аналитиков.

Говоря об Армении, следует, конечно же, упомянуть нашу базу в Гюмри. Существует несколько радикальных сценариев о том, что Россия, чтобы обеспечить доступ к этой базе, должна напасть на Грузию. Другие говорят, что Россия должна напасть на Азербайджан. Я не верю в столь радикальные сценарии, хотя бы потому, что основное назначение этой базы не настолько «военное». Понятно, что она абсолютно не может представлять военную опасность для той же Турции. Эта база является символом. Наше время – это такое же время символов, как и раньше. Символы работают. Страна, которая нападет на Армению, автоматически нападет на российских военнослужащих. Что было, когда в прошлый раз в августе 2008 года нападали на российских военнослужащих в Южной Осетии, мы видели. Поэтому значение базы-символа сохранится, а снабжать этот же символ можно будет даже по воздуху.

Грузия. Грузия, действительно, мало что выиграет. Крайне маловероятно, что она согласится предоставить свою территорию для нанесения ударов. Хотя в самой Грузии сейчас очень многие говорят о том, что строительство небольших больниц имеет целью, на самом деле, превратить их в госпитали в случае войны. Но это, опять же, не снимает вопроса, а как же туда возить раненых солдат? Поэтому я так не думаю. Хотя, на самом деле, если мы почитаем грузинскую печать, то увидим, что многие грузины считают, что на недавней встрече Саакашвили в Обамой последний склонял президента Грузии к вступлению в эту коалицию. Можно быть уверенными, что Грузия, на словах, станет на сторону коалиции, но в делах это не будет проявляться.

И последние две страны Южного Кавказа, которые мы сейчас не затрагивали – Абхазия и Южная Осетия. Маловероятно, что приближение США к границам Южного Кавказа будет играть какое-то значение для них. Хотя нужно считать, что план прошлого года, который сейчас забыт – это сотрудничество без признания. Вот тогда его, скорее всего, реанимируют и пустят в действие. Для Южной Осетии этот план не настолько важен. А для Абхазии этот план может стать таковым. Я уверен, что абхазы с большой радостью захотят диверсифицировать свои отношения. И тогда это выльется в возникновение больших проблем в отношениях между Абхазией и Россией, которые и сейчас не полностью благоприятны.

Ну, и главный вопрос – что же делать России сейчас? Россия не может повлиять никоим образом на принятие решения – начинать или не начинать войну. Поэтому России сейчас нужно усилить дипломатический нажим на Иран. Ведь если мы посмотрим переговорную практику Ирана, то увидим, что он всегда идет на уступки, когда видит, что сгущаются тучи. Вот если воспринять вот эту подготовку к войне, как усиление переговорной позиции, Россия может усилить эту позицию в надежде, что Иран откажется от ядерного оружия, и тогда войны не наступит.