Доклад заместителя генерального директора Фонда национальной энергетической безопасности Алексея Гривача на семинаре по теме: «Газовые отношения России и Украины в 2015 г.: перспективы разрешения спорных вопросов» (31 марта 2015 г., Институт стран СНГ, г. Москва).

В истории газовых взаимоотношений России и Украины есть одна фундаментальная вещь. После того, как распался Советский Союз, у России остался единственный возможный вариант доставки газа по долгосрочным контрактам в Европе — через Украину, где 95% объема проходило на протяжение 15 лет. Объем снизился до 75% к 2006 году за счет строительства газопровода «Ямал-Европа» через территорию Белоруссии и «Голубого потока» в Турцию. Это была аномальная зависимость, потому что у Украины не было такой зависимости от России в сфере поставок газа, потому что она все-таки добывала 20-25 миллиардов кубометров в год в постсоветский период, которые позволяли покрывать существенную долю своего потребления, российская же сторона зависела фактически на 100 процентов от транзита. В итоге это был некий нож у горла, за счет чего Украина получала многие привилегии. Естественно, все это было достаточно коррумпировано, причем с обеих сторон. На сегодняшний день существуют масса историй, которые являются предметом расследования компетентных органов.

Очень сложно давать оценку, можно ли было выстроить систему по-другому. Предложение создать консорциум по добыче, транспортировке и продаже газа, даже теоретически не могло быть реализовано, потому что всем понятно, какие объемы добычи и транспортировки у России, и что такое транзитная система — это означало бы, что за Украиной остался бы миноритарный пакет. А для украинской стороны это была бы форма отъема их национального фетиша — трубы. Более того, перед первым Майданом, в 2002 году, была попытка создать некий такой консорциум для управления и развития украинской транзитной системы, когда Украине был четко поставлен выбор: либо мы вместе управляем, снижаем риски для России и Европы, а также привлекаем деньги и инвестиции в развитие этой инфраструктуры, либо от этой инфраструктуры будем, так или иначе, отказываться. Кучма, Шредер и Путин подписали соответствующую декларацию. Начались переговоры о консорциуме, после этого, еще до Майдана-2004, они притормозились, а после Майдана, соответственно, были отменены. Попытки вернуться в этот формат были предприняты уже после прихода к власти Януковича, соответственно, это была одна из его ключевых позиций в его предвыборной платформе, но к тому времени уже успели построить «Северный поток», диверсифицировав риски. По моему мнению, не будь «Северного потока», возможно, что в этом году мы бы наблюдали ситуацию, аналогичную с 2009 годом, потому что у Украины был бы мощнейший рычаг воздействия на Россию.

Отказ от выполнения обязательств – это вообще стиль поведения украинской стороны, тем более, они могут всегда списать это на какие-то ошибки прошлого правительства, заявить, что «мы это дело не подписывали, а, значит, выполнять не будем». Но, поскольку зависимость снизилась (в прошлом году всего 40% российского газа прошло через территорию Украины), это уже более-менее приемлемый и сбалансированный вариант. К сожалению, Украина на сегодняшний день — это взрывоопасная история, и более того, она еще является своеобразным бикфордовым шнуром, который можно в любой момент поджечь, и устроить «веселую» ситуацию в отношениях России и Европы. По сути вся эта история, которая развивается вокруг Украины на протяжении двадцати с лишним лет, выглядит вполне в рамках концепции господина Бжезинского – это буфер между Россией и Европой, а точнее, клин, который будет мешать интеграции России и Европы в какое-то единое евразийское экономическое и культурное пространство, которое могло бы стать альтернативой некоему атлантическому союзу во главе с США.

Стоит отметить, что в настоящий момент Украина является фактором нестабильности, который может заставить Европу отказаться от российского газа. Ведь экономической альтернативы, и вообще никакой альтернативы российскому газу нет, есть только возможность отказаться от газа в принципе, в значительных объемах. В некотором смысле это и происходит в Европе, они существенно снижают потребление в последние годы, при этом доля России на европейском рынке растет, потому что экономической альтернативы нет. Но если будут такие альтернативы: не получить газ вообще или получить его только из России, то европейская сторона, конечно, выберет в какой-то момент последнюю. А если будет вероятность того, что «ты получаешь газ из России, но есть вероятность того, что из-за транзитных проблем ты его не получишь, к чему ты должен готовиться?» — к точу, чтобы жить без газа.

Что касается перспектив, и как вообще действовать, исходя из ситуации. Украина занимается тем, что она, во-первых, разрушает свой рынок газа и всю структуру потребления. Во-вторых, если не брать какие-то сверхрадикальные сценарии развития событий в виде новых более серьезных «горячих» региональных войн, нежели мы сейчас имеем, то, так или иначе, решение проблемы может быть только в некоем конструктивном взаимодействии всех сторон. И поэтому конструктивная повестка состоит в том, что только какое-то совместное восстановление Украины может быть тем делом, которое позволит России и Европе выйти из этого клинча.

Дело в том, что взаимозависимость в газовой сфере между Россией и Европой – это одна из последних очень серьезных точек соприкосновения, то, что нас реально связывает и не позволяет обеим сторонам делать слишком непродуманные шаги. Потому что, несмотря на риторику санкций и прочее, вся ситуация все-таки не выглядит как некая необратимость и это не объявление войны, даже «холодной». То есть совершаются какие-то действия, чтобы сохранить лицо с обеих сторон. Возможно, что у США есть какая-то особая позиция и подход по этому поводу. Но, тем не менее, как раз эта газовая связь не даст разрушить отношения полностью. Заявления о том, что мы можем перекрыть поставки газа — это путь в никуда, поскольку он позволит победить силам, являющимся оппонентами взаимодействию России и Европы и вообще развитию Евразии как центра некоего более-менее консолидированного, крепкого региона мирового развития.

Алексей Гривач